Была в Москве, езжу в театр, хотела рискнуть и пойти на "Чайку", хорошо, что почитала отзывы... в нашем Питерском театре им. Ленсовета побывала на спектакле " Все мы прекрасные люди", тоже Бутусов. Поняла, что нет смысла испытывать судьбу, приемы те же, ничего нового, тоже голый парень на сцене, бесконечные переодевания в костюмы разных эпох, те же крики до исступления, рок не в тему, режиссер хочет очень выделиться и ему это удается, чтобы о нем говорили и спорили. Жаль, что целое молодое поколение во-первых ничего почти не читает, во-вторых, желая быть неординарным, теряет не только понятие настоящей культуры, но и втягивается в авантюру бутусовского авангарда. Размышляет о философии Тургенева и Чехова по полуголым какающим на сцене актерам. Велимир Хлебников писал странные стихи, но это были его стихи. Самое выгодное ставить по пьесам ушедших авторов: ни претензий не предъявят, не возмутятся и денег не попросят. Я бы пожелала режиссеру Бутусову попробовать поставить что-то подобное ныне здравствующих авторов. Не ждать восторженной слюны от несмышленной молодежи, а получить признание от талантливых современных драматургов. Да, "Золотая Маска"... иногда кажется, что или в жюри все бредят, или там междусобойчик теплый. Мы знаем времена, когда на полках лежали многие года " Проверки на дорогах" и " Мой друг Иван Лапшин", а одновременно получали призы жуткие спектакли о партийной жизни в Союзе.... Да! ...ужасный век, ужасные сердца....

Николай,"Чайка" вообще комедия, если вы когда либо читали непосредственно Чехова, а не Бутусова с Бродским. А вы что пишете - призвание, назначение, служение, не хватало только запузырить "Человек это звучит гордо!", и можно смело идти в театр абсурда.И вот эта мысль о том что спектакль поставлен на предмет места современного театра в жизни, его месте, о том что театр убивает актера, катком раздавливает в нем человека - эта мысль настойчиво навязывается такими же вот театроведами, будто бы они это видят в спектакле. Нет этого ничего, эту мысль изобрел в качестве рекламы сам Бутусов, и пошло гулять. И вы всем навязывате эту бредовую концепцию.Кстати продолжительность в 5 часов есть признак отрыва от народа, и падения в оркестровую яму, прямио как Киса. Прямо в соответствии с жанром комедии. Такая шутка под рок-танцы.Зачем вы все мучаете классику? Да возьмите, и сами напишите пьесу, и там хоть о роли, хоть о судьбе, хоть под танцы эскимосов, хоть под декламацию Боба Дилана делайте все что захотите. Но не на фоне гениев.

Люди, объясните, почему это "комедия"?!? По сценарию пьесы Чехова это трагедия!!! И зачем так орать и надрывать голос?!? Ужас...

Записки дилетанта.№ 24. Сатирикон. Чайка (Антон Чехов). Реж. Юрий Бутусов.Оглушительный спектакль (Посвящается людям, львам, орлам и куропаткам, рогатым оленям, гусям, паукам, молчаливым рыбам, обитающим в воде, морским звездам, и тем, которых нельзя видеть глазом…).Чайка, поставленная в Сатириконе Юрием Бутусовым – не совсем обычный спектакль. Точнее - совсем необычный. Чеховскую пьесу о любви, таланте, призвании, о стремлении вырваться из рутины, отчаянии, безнадёжности и бренности жизни режиссёр превратил в пронзительный концептуальный манифест о современном театре и Театре вообще, «который больше жизни, больше любви, который замещает всё, принося боль, одиночество, уничтожая и калеча души», где классическая пьеса - хороший повод для того, чтобы как следует высказаться. Спектакль неслучайно посвящён Валентине Караваевой, талантливой русской актрисе удивительно трагической судьбы, которая с детства бредила персонажем Нины Заречной из чеховской «Чайки» и успела получить в 21 год Сталинскую премию. Но вскоре попала в автомобильную катастрофу изуродовавшую её лицо и поставившая точку в карьере. Но это не помешало вопреки всем идеологическим противоречиям выйти Валентине замуж за английского атташе и эмигрировать в Великобританию, где она организовала любительский театр. Но этого для амбициозной актрисы было мало и после неудачной пластической операции, её последнего шанса на возвращение, проведённой в Швейцарии она с мужем развелась и вернулась на родину, где несмотря на талант и жгучее желание продолжать играть до конца жизни находилась на творческих «задворках» дублируя зарубежные кинофильмы. Последние двадцать лет своей жизни она снимала в своей скромной квартирке на любительскую камеру кино, любимую «Чайку», с собой в главной роли…На сцене с первых же минут царит клиническая атмосфера, всё вывернуто наизнанку: персонажи, актёры, сюжет. Безумие на чеховском, серьёзном фоне выглядит ещё контрастней. Вся избитая и заигранная до дыр литературная конструкция разбирается до последнего кирпичика и складывается заново, в разном порядке, как конструктор. Режиссёр пытается собрать обратно что-то новое, другое, разрушив устаревшее, заезженное. Бутусов лично уничтожает театральные декорации, выстроенные Треплевым для Нины под звук всё пожирающего огня. Актёры сидят полукругом и молча наблюдают эту сцену.Треплев, кажется, любимый персонаж у Бутусова. Вот, его устами он читает Бродского: «Подруга милая, кабак все тот же. Все та же дрянь красуется на стенах, все те же цены. Лучше ли вино? Не думаю; не лучше и не хуже. Прогресса нет. И хорошо, что нет». Но ключевые слова дальше: «Нужны новые формы!» - продолжает требовать Треплев. Но в конце, перед тем как застрелится он сознаётся: «Я так много говорил о новых формах, а теперь чувствую, что сам мало-помалу сползаю к рутине». Найти новые не хватает таланта. Пьесу и театр «убивают» бесконечные интерпретации, словно ту чайку, застреленную Треплевым. Также театр стирает личности актёров, отдающихся искусству до последнего, выворачивая наизнанку, забирая их жизни. Звук выстрела повторяется в спектакле много раз. Чайка, общепризнанный символ русского театра, приобретает здесь многомерность, превращаясь в символ и театра и актёра. Но выход есть: «Да, я все больше и больше прихожу к убеждению, что дело не в старых и не в новых формах, а в том, что человек пишет, не думая ни о каких формах, пишет, потому что это свободно льется из его души». И Бутусов даёт эту свободу всей своей бурной творческой энергии. Хлещет она так, что мало не кажется. Актёры у Бутусова похожи на разнузданных и самоуверенных пациентов психиатрической больницы, заходящихся в истерике, слезах и смехе. Они нервны, буйны, швыряют вещи, пинают реквизит, преувеличенно театрально плещут друг в друга водой (воды в спектакле злонамеренно много), кривляются, сходят с ума всё сильней и им от этого хорошо. Чтобы так уверенно выглядеть надо быть очень уверенными в том, что делаешь. Треплева играет субтильный, небритый, выглядящий, как неудачник Тимофей Трибунцев. Тригорин помят, носит белый пиджак на голое тело и заметно устал от жизни. В Нину Заречную временами вселяется дьявол и она дико вопит потрясая растрёпанными волосами. Аркадину играет своим сиплым, наглым и грубым голосом Полина Райкина. Особенно досталось Шамраеву, этот персонаж, одетый в шинель невменяем, восторженно горлопанит свой текст сорванным голосом. Надо сказать, у Бутусова все персонажи не разговаривают, а кричат. Кричат болезненно, изо всех сил. Безумны не только речи, но и долгие танцы, в которых под оглушительный бит содрогаются в яростном упоении актёры. Повторы одних и тех же сцен сыгранные разными актёрами (иногда оба актёра играют одного персонажа одновременно) и по-разному интерпретированные доводят происходящее до абсурда. Финальный диалог Нины и Треплева повторяется в разных декорациях и с чередующимися парами исполнителей несколько раз. Монологи и фразы ставшие классическими произносятся истошным криком, с надрывом и обращены как вызов в зрительный зал, или наоборот, проговариваются невыразительно, дежурно и теряют связь с текстом и начинают выглядеть нелепо. Смыслы разрушаются на глазах. От частых рефренов ощущается заигранность, фальшивость, происходит обессмысливание. Актёр, его личность, его суть становятся главней и заметней персонажа, который он играет. Здесь процесс важнее результата. Спектакль, к слову, идёт больше четырёх часов с тремя антрактами и каждый акт закрывается выпрыгивающим под цирковую музыку как чёрт из табакерки Юрием Бутусовым, то изображающем из себя рок-звезду, то исступлённо пляшущим под дикую, громкую музыку. Здесь всё очень серьёзно и несерьёзно одновременно. Происходящее накалено до предела: саркастическая музыка оглушительна, эмоции гипертрофированы, все участники не играют, а паясничают, вопят, танцуют долгие безумные танцы, кто во что горазд, и всё это повторяется многократно.В качестве декораций небольшими штрихами воссоздан сам театр, в котором бесконечно репетируют «Чайку»: по бокам видны гримировальные столики с лампами и зеркалами, посреди сцены возвышается подиум, позади него задник из досок, обтянутых бумагой. С потолка свисают канаты, на которых персонажи то качаются, то не могут из них выпутаться. Двери обозначены с помощью простых деревянных рам. Сбоку стоят кресты, вероятно, как символ к произнесенным Ниной словам: «Я теперь знаю, понимаю, Костя, что в нашем деле — все равно, играем мы на сцене или пишем — главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечтала, а уменье терпеть. Умей нести свой крест и веруй». На полу вечный гвалт, цветы, мусор, полный бардак, который убирается актёрами в конце каждого акта и появляется вновь в течение следующего.Режиссёром воссоздан сумасшедший дом. Это скандально сыгранный вызов, брутальное и безбашенное глумление «над всем святым», оскорбление обществу. Пародия на плохой театр. От такого отчаянного прочтения возникает шок. Этот спектакль в том числе и про талантливость, и про успех. Это не комедия. Бутусовский театр абсурда содержит в себе и трагедию, и сатиру, и фарс, и феерию, и буффонаду, и цирк.Неподготовленного к Бутусову зрителя поначалу начинает переполнять возмущение, злоба, со дна души поднимается всякая дрянь. Ты находишься в ступоре. То, что показывают совсем не красиво, а наоборот, отталкивает. Тебя выворачивает, хочется беспощадно ругаться. К тем, кто на сцене нет симпатии, как и к сумасшедшим на улице. Но надо доверится режиссёру, иначе ничего не осмыслишь. Постепенно начинает приходить понимание.Спектакль словно матрёшка состоящая из неизвестного количества слоёв, с которой бешено друг за другом срываются оболочки, одна нелепее другой. Но внутри оказывается… пустота. Происходящее непросто понять. Непросто даже допустить возможность таких трактовок. Это похоже на испытание, которое выносят не все – часть зрителей уходит. Но оставшиеся в конце встают и аплодируют стоя. Вероятно, они, перефразируя комментарий Юрия Бутусова к своему спектаклю: «поняли что-то, чего не понял никто…». Это худший и одновременно лучший спектакль, который сразу же хочется пересмотреть ещё раз.

Записки дилетанта. № 24. Сатирикон. Чайка (Антон Чехов). Реж. Юрий Бутусов. Оглушительный спектакль (Посвящается людям, львам, орлам и куропаткам, рогатым оленям, гусям, паукам, молчаливым рыбам, обитающим в воде, морским звездам, и тем, которых нельзя видеть глазом…). Чайка, поставленная в Сатириконе Юрием Бутусовым – не совсем обычный спектакль. Точнее - совсем необычный. Чеховскую пьесу о любви, о таланте, призвании, о стремлении вырваться из рутины, отчаянии, безнадёжности и бренности жизни режиссёр превратил в пронзительный концептуальный манифест о современном Театре и театре вообще, «который больше жизни, больше любви, который замещает всё, принося боль, одиночество, уничтожая и калеча души», где классическая пьеса - хороший повод для того, чтобы как следует высказаться. Спектакль неслучайно посвящён Валентине Караваевой, талантливой русской актрисе удивительно трагической судьбы, которая с детства бредила персонажем Нины Заречной из чеховской «Чайки» и успела получить в 21 год Сталинскую премию. Но вскоре попала в автомобильную катастрофу изуродовавшую её лицо и поставившая точку в карьере. Но это не помешало вопреки всем идеологическим противоречиям выйти Валентине замуж за английского атташе и эмигрировать в Великобританию, где она организовала любительский театр. Но этого для амбициозной актрисы было мало и после неудачной пластической операции, её последнего шанса на возвращение, проведённой в Швейцарии она с мужем развелась и вернулась на родину, где несмотря на талант и жгучее желание продолжать играть до конца жизни находилась на творческих «задворках» дублируя зарубежные кинофильмы. Последние двадцать лет своей жизни она снимала в своей скромной квартирке на любительскую камеру кино, любимую «Чайку», с собой в главной роли… На сцене с первых же минут царит клиническая атмосфера, всё вывернуто наизнанку: персонажи, актёры, сюжет. Безумие на чеховском, серьёзном фоне выглядит ещё контрастней. Вся избитая и заигранная до дыр литературная конструкция разбирается до последнего кирпичика и складывается заново, в разном порядке, как конструктор. Режиссёр пытается собрать обратно что-то новое, другое, разрушив устаревшее, заезженное. Бутусов лично уничтожает театральные декорации, выстроенные Треплевым для Нины под звук всё пожирающего огня. Актёры сидят полукругом и молча наблюдают эту сцену. Треплев, кажется, любимый персонаж у Бутусова. Вот, его устами он читает Бродского: «Подруга милая, кабак все тот же. Все та же дрянь красуется на стенах, все те же цены. Лучше ли вино? Не думаю; не лучше и не хуже. Прогресса нет. И хорошо, что нет». Но ключевые слова дальше: «Нужны новые формы!» - продолжает требовать Треплев. Но в конце, перед тем как застрелится он сознаётся: «Я так много говорил о новых формах, а теперь чувствую, что сам мало-помалу сползаю к рутине». Найти новые не хватает таланта. Пьесу и театр «убивают» бесконечные интерпретации, словно ту чайку, застреленную Треплевым. Также театр стирает личности актёров, отдающихся искусству до последнего, выворачивая наизнанку, забирая их жизни. Звук выстрела повторяется в спектакле много раз. Чайка, общепризнанный символ русского театра, приобретает здесь многомерность, превращаясь в символ и театра и актёра. Но выход есть: «Да, я все больше и больше прихожу к убеждению, что дело не в старых и не в новых формах, а в том, что человек пишет, не думая ни о каких формах, пишет, потому что это свободно льется из его души». И Бутусов даёт эту свободу всей своей бурной творческой энергии. Хлещет она так, что мало не кажется. Актёры у Бутусова похожи на разнузданных и самоуверенных пациентов психиатрической больницы, заходящихся в истерике, слезах и смехе. Они нервны, буйны, швыряют вещи, пинают реквизит, преувеличенно театрально плещут друг в друга водой (воды в спектакле злонамеренно много), кривляются, сходят с ума всё сильней и им от этого хорошо. Чтобы так уверенно выглядеть надо быть очень уверенными в том, что делаешь. Треплева играет субтильный, небритый, выглядящий, как неудачник Тимофей Трибунцев. Тригорин помят, носит белый пиджак на голое тело и заметно устал от жизни. В Нину Заречную временами вселяется дьявол и она дико вопит потрясая растрёпанными волосами. Аркадину играет своим сиплым, наглым и грубым голосом Полина Райкина. Особенно досталось Шамраеву, этот персонаж, одетый в шинель невменяем, восторженно горлопаня свой текст сорванным голосом. Надо сказать, у Бутусова все персонажи не разговаривают, а кричат. Кричат болезненно, изо всех сил. Безумны не только речи, но и долгие танцы, в которых под оглушительный бит содрогаются в яростном упоении актёры. Повторы одних и тех же сцен сыгранные разными актёрами (иногда оба актёра играют одного персонажа одновременно) и по-разному интерпретированные доводят происходящее до абсурда. Финальный диалог Нины и Треплева повторяется в разных декорациях и с чередующимися парами исполнителей несколько раз. Монологи и фразы ставшие классическими произносятся истошным криком, с надрывом и обращены как вызов в зрительный зал, или наоборот, проговариваются невыразительно, дежурно и теряют связь с текстом и начинают выглядеть нелепо. Смыслы разрушаются на глазах. От частых рефренов ощущается заигранность, фальшивость, происходит обессмысливание. Актёр, его личность, его суть становятся главней и заметней персонажа, который он играет. Здесь процесс важнее результата. Спектакль, к слову, идёт больше четырёх часов с тремя антрактами и каждый акт закрывается выпрыгивающим под цирковую музыку как чёрт из табакерки Юрием Бутусовым, то изображающем из себя рок-звезду, то исступлённо пляшущим под дикую, громкую музыку. Здесь всё очень серьёзно и несерьёзно одновременно. Происходящее накалено до предела: саркастическая музыка оглушительна, эмоции гипертрофированы, все участники не играют, а паясничают, вопят, танцуют долгие безумные танцы, кто во что горазд, и всё это повторяется по нескольку раз. В качестве декораций небольшими штрихами воссоздан сам театр, в котором бесконечно репетируют «Чайку»: по бокам видны гримировальные столики с лампами и зеркалами, посреди сцены возвышается подиум, позади него задник из досок, обтянутых бумагой. С потолка свисают канаты, на которых персонажи то качаются, то не могут из них выпутаться. Двери обозначены с помощью простых деревянных рам. Сбоку стоят кресты, вероятно, как символ к произнесенным Ниной словам: «Я теперь знаю, понимаю, Костя, что в нашем деле — все равно, играем мы на сцене или пишем — главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечтала, а уменье терпеть. Умей нести свой крест и веруй». На полу вечный гвалт, цветы, мусор, полный бардак, который убирается актёрами в конце каждого акта и появляется вновь в течение следующего. Режиссёром воссоздан сумасшедший дом. Это скандально сыгранный вызов, брутальное и безбашенное глумление «над всем святым», оскорбление обществу. Пародия на плохой театр. От такого отчаянного прочтения возникает шок. Этот спектакль в том числе и про талантливость, и про успех. Это не комедия. Бутусовский театр абсурда содержит в себе и трагедию, и сатиру, и фарс, и феерию, и буффонаду, и цирк. Неподготовленного к Бутусову зрителя поначалу начинает переполнять возмущение, злоба, со дна души поднимается всякая дрянь. Ты находишься в ступоре. То, что показывают совсем не красиво, а наоборот, отталкивает. Тебя выворачивает, хочется беспощадно ругаться. К тем, кто на сцене нет симпатии, как и к сумасшедшим на улице. Но надо доверится режиссёру, иначе ничего не осмыслишь. Постепенно начинает приходить понимание. Спектакль словно матрёшка состоящая из неизвестного количества слоёв, с которой бешено друг за другом срываются оболочки, одна нелепее другой. Но внутри оказывается… пустота. Происходящее непросто понять. Непросто даже допустить возможность таких трактовок. Это похоже на испытание, которое выносят не все – часть зрителей уходит. Но оставшиеся в конце встают и аплодируют стоя. Вероятно, они, перефразируя комментарий Юрия Бутусова к своему спектаклю: «поняли что-то, чего не понял никто…». Это худший и одновременно лучший спектакль, который сразу же хочется пересмотреть ещё раз. https://www.youtube.com/watch?v=K7KRh8BTYEg

Я слишком люблю актеров Сатирикона и сам театр, чтобы его спектакли могли оставить у меня плохое впечатление. Скорее это впечатление странное.Я не выношу классических постановок классики, потому что нет ничего скучнее. Как верно говорит сам Райкин: "Если классику ставить в том виде, в котором она была написана – это будет отличным средством от бессонницы".Я за авторское, смелое прочтение для кого-то "неприкосновенных" произведений. Но версия Бутусова даже для меня слишком новаторская и смелая. Нет-нет, я ни в коем случае не скажу: "Как так можно с "Чайкой"?!". Можно. Но что это было?Спектакль идет более 4 часов с тремя антрактами, т.е. режиссер дает зрителям аж три шанса уйти. Но уйти не хотелось. Почему-то.В отзывах читала, что от первого действия к последнему впечатление улучшается. А мне наоборот первая часть понравилась больше всего. У меня язык не повернется назвать этот спектакль плохим. Он интересный. Он поставлен сильно, качественно. У него очень насыщенная, интересная форма. И хоть на одних сценах я засыпала, другие были шикарны. Чего только сцена с лото стоит!Я очень люблю, когда режиссер вклинивается в действо. И здесь этого было в избытке. Бутусов постоянно выскакивал на сцену, и не только действовал, но и зажигательно танцевал.Тогда что не так? Видимо я оказалась не готова к настолько резкой, смелой форме.И главное я не поняла, что хотел сказать режиссер этой постановкой. Какую мысль он облачил в такую дерзкую форму?А еще я пришла к заключению, что я не люблю режиссерские спектакли, где актеры как пешки. Не лежит к душе. Мне актерскую работу подавай. Поэтому я скорее отдам предпочтение читке на стульчиках. О выборе актеров отдельный вопрос. Я понимаю, что спектаклю уже 5 лет, и актеры за эти годы повзрослели. Но все равно, Стеклова вот ни разу не Заречная. Ни по возрасту, ни по темпераменту – ну куда ей эту роль? Ну зачем? И тут же выходит молодой парень Осипов и говорит, что ему 55. Зачем это все?Хотя к самому Артему Осипову вопросов никаких. Он как всегда шикарен! Особенно в начале второго действия. Да что говорить, Артем один из лучших актеров театра, и за этот спектакль ему отдельное спасибо!А вот Полину Райкину я видела впервые. Я под огромным впечатлением. Она прекрасна в роли Аркадиной. Открытие вечера для меня. Теперь очень хочу посмотреть другие ее работы.И вот невероятно, но факт, а больше всех в этом спектакле мне понравилась та, роли которой в пьесе нет, да и как-то особо ролью-то это не назовешь – танцующая девушка Марина Дровосекова. Она оставила самое приятное впечатление. В целом от спектакля ощущения странные. Что это было? Еще непонятнее они от поклонов – что за фанатичные овации устроила публика?! Я чувствовала себя на стадионе. Это разом убило то частично хорошее впечатление, которое от спектакля сложилось.Но после спектакля я несколько дней постоянно мысленно к нему возвращаюсь, и думаю о нем все лучше. Значит чем-то все-таки зацепил.Стала читать отзывы, натолкнулась на заголовок "Чайка (новые формы)". И тут сложилось. Формы-формы-формы! Ведь и я выше вела речь все об интересной форме. Оболочка, а не суть. Так вот оно что! Новая форма как самоцель постановки? Бутусов как его Треплев этим спектаклем искал новые формы? Или я опять ничего не понимаю…На сцене театр. Не только декорации об этом говорят, гротесковый грим, но и само действо, напоминающее репетиционный процесс. Детальки пазла стали во что-то складываться. Пусть не все, пусть сумбурно, но уже стали. Но почему же после чтения отзывов, а не после самого спектакля…Как вывод: это любопытное действо. Я хочу его пересмотреть в следующем сезоне, посмотреть на него другим взглядом и все-таки попытаться понять, что же хотел сказать режиссер.

Спектакль для "ненормальных людей".Нормальные люди - разбирающиеся в предмете всесторонне, степенные, гарантированно понимающие мироустройство, они - стреляются своимУходомСоСпектакляПослеПервогоДействия, как Треплев, у которого стало "нечему литься из души". Им не понятно то, что говорит режиссер. Им уже нечего понимать в этом мире и им нечего делать на этом спектакле. Все разумно. Этот спектакль для ненормальных. Сумашедших или гениальных? Я бы сказал, но это было бы, конечно, субьективно. Однако есть объективность - Золотая маска.

Наслаждалась постановкой пока 3 раза. "Чайка" А.П. Чехова - учебник мотивации и де мотивации. Внимательно вслушавшись в слова актеров в постановке Юрия Бутусова я поймала себя на жгучем желании перечитать и выучить первоисточник наизусть. Если Тригорин - Чехов пожавший плоды Славы (Отец), Константин Гаврилович Треплев - Чехов, пока еще не признанный (Сын), то где же Святой Дух? Искала Дух на протяжении всего спектакля, в образах (кардиограмма, нить как символы жизни) и приемах их передачи, так щедро используемых режиссером. Триединство постановки косвенно подтверждается также трехкратным (или многократным) повторением диалогов героями: Тригорин - Нина, Тригорин - Маша и т.д. Актеры кричат (Маша), эмоционируют, "живут" жизнью своих героев "на разрыв аорты" (за что я люблю, ценю и безгранично благодарна Юрию Бутусову). Танцы Режиссера на сцене во время представления не возможно описать словами: энергетика, зажигательность, с которой танцует Юрий вместе с актерами заражают энтузиазмом и хочется приплясывать в такт. В четвертом акте Режиссер становится полноправным Актером говорящим со сцены со Зрителем. Актриса в образе Валентины Караваевой постоянно действует в постановке что трогает сердце и раскрывает душу. Режиссер вездесущ: от первых слов: "Мы начинаем", контроля постановки декораций до монолога со Зрителем в четвертом акте. Однозначно стоит сходить на спектакль и составить свое представление о нем, а также пополнить багаж своего жизненного и театрального опыта и переживаний. P.S. Актеры играют великолепно, восторг и восхищение их игрой.

Заводская самодеятельность. Беспомощное говно, покрытое постоянной музыкой Латенаса, режиссер видимо думает что все тупые, и не понимают, что пришли на концерт музыки Латенаса и рока, что актеры банально занимаются мелодекламацией, даже любимый Требунцев, наговаривая текст, ибо музыка отвлекает пришедших лохов от собственно драмы, режиссуры, темы, Чехова. Старый прием бездарных режиссеров - музыка, курение, дети, собаки. При этом подчас музыка заглушала собственно текст пьесы, перекрывая голоса актеров.Тут некоторые умники не просто увидели Чехова, а доведенного до Достоевского Чехова - трепачи заказные. Вот для таких знатоков Чехова и работают такие очковтиратели как Бутусов. Типа выездной концерт Шевчука в ялтинском домике Чехова.Лишь гомерический хохот у меня вызвала фраза Аркадиной "У меня нет денег", но интересно что публика никак на нее не отреагировала, потому крупные знатоки Ильфа-Петрова и Дмитрия Анатольевича.Собственно это произведение, этот 5-часовой онанизм, испытывающий жопу зрителя на прочность, и такие его качества как усидчивость, неусыпчивость, незлобливость и доброту, не является театром, это в сущности рассказ о гибели театра. Жанр этот можно было бы определить как "шоу", типа СнОушоу, да только качество не позволяет - как театр русский это ничтожное говно, как Бродвей - любительская поделка выходца из ленинградского рок-клуба. Как собственно и весь русский рок.В зале вчера было полно англичан-студентов. Разговорился в антракте с ними. Язык русский они не понимают, во всяком случае в объеме чеховского текста, на вопрос "А как же?" последовал ответ "Мы знаем Чехова", "Но это не имеет ничего общего с Чеховым", возразил я, "Да, конечно, но мы пришли посмотреть как танцует Бутусов, и послушать рок". Вот это и есть рецензия к этому спектаклю. Сам Бутусов танцует очень похоже на Петра Мамонова, в бытность его молодым лидером "Звуков". Короче на фестивале Чехова, победил исполнитель танцев Бутусов, второе место занял шабаш под названием "Спектакль "Чайка"", третье место занял Бутусов с томиком Чехова. И все так бездарно и на любительском уровне погибшего русского театра и несостоявшегося русского рока. Актриса пережившая аварию, этот спектакль точно не пережила бы. Особо кривляний Аркадиной, крика, ора, и не пришей кобыле хвост рока.Единственное светлое пятно - гениальная Марина Дровосекова. Собственно только чтобы посмотреть этот фантастический танец - просто посмотреть как отвлеченное явление, а не как часть спектакля якобы о театре и Чехове (еще одна уловка Бутусова - на самом деле и это бездарно исполнено, другие лучше обкатывают одну и туже сцену в разных интерпретациях), стоит идти на представление, как только Марина входит "в кадр" забываешь обо всем. Удивительная актриса, потрясающая.

«Я - чайка. Нет, не то. Я - актриса!» - Произнести эту хрестоматийную фразу из чеховской «Чайки» можно по-разному: с гордостью, с трепетом, с исканием, с внутренним противоречием. Юрий Бутусов не стал выбирать что-то одно. В своей постановке он дал зрителю возможность самому решать, как должен прозвучать каждый знаковый монолог или диалог легендарной пьесы. Впрочем, выбор даётся не всем и не сразу. А лишь в последних двух актах. Всего их четыре. И пять часов спектакля, включая три антракта. Казалось бы, невыносимо длинное сценическое действо в действительности воспринимается достаточно легко. Опять же, не всеми. Бутусовские спектакли вообще по своей сути рождают две категории зрителей: тех, кто уходит в середине первого акта и тех, кто обязательно придёт на другие постановки режиссёра. Этот раз исключением не стал. Ведь испытание балаганом в первой половине постановки вынести неподготовленному зрителю оказалось непросто. Некоторые вставали со своих мест и уходили из зала, даже не дожидаясь антракта, отказавшись воспринимать театр с переигрываниями, летящим на сцену со всех сторон реквизитом, условными декорациями и столь же условными эмоциями. И тем не менее, даже после первого акта уже было понятно, что впереди ожидает традиционная режиссёрская бомба. Затравкой стал монолог «Люди, львы, орлы и куропатки» Нины Заречной в исполнении Агриппины Стекловой. Начав томно, проникновенно и почти интимно, в какой-то момент героиня превращается в одержимую дьяволом со всеми атрибутами: заламыванием рук, падением на колени и истошными призывами к сатане нечеловеческим голосом. Монолог был доведён до настоящего фарса, а зрители до истеричного хохота. Чуть позже трагизм в интонациях Заречной сменяется недоумением, когда остальные персонажи с лёгкостью прерывают её доморощенное шоу, что создает дополнительный комический эффект. Достойную пару Стекловой составляет Тимофей Трибунцев, сыгравший роль Треплева. Вместе они сделали, пожалуй, самую сильную сцену в «Чайке» - последний разговор. Этот диалог задействованные в постановке артисты исполняют попарно на все лады. Четыре раза подряд. В результате, нам представлена возможность понять и представить, какой мы сами хотели бы видеть финал пьесы. Есть и еще один потрясающий авторский приём, который использовал Бутусов в «Чайке». Это смена ролей в процессе спектакля. Пожалуй, самый яркий момент в третьем акте, когда Аркадина уговаривает Тригорина уехать в Москву. Далеко не самой выразительной актрисе Полине Райкиной приходит на помощь куда более яркая Лика Нифонтова. Она создаёт образ альтер-эго Аркадиной: этакая властная ненасытная химера, готовая полностью подавить и поглотить чужую личность. Под натиском двух Аркадиных Тригорин ломается. Кстати, в «Чайке» Юрий Бутусов – это не просто режиссёр, который всегда остаётся за сценой в тени артистов. Он – часть постановки, её душа и один из героев, выступающих своеобразной отбивкой в каждом акте, а иногда и эпизоде. На сцене Бутусов по-настоящему рвёт и мечет. И это не фигура речи. А еще он танцует, рисует баллончиком с краской на стене и бьёт микрофонной стойкой об сцену. В такие моменты армия ненавистников режиссёра стремительно пополняется за счёт театральных уборщиц. Хотя надо отдать Юрию Николаевичу должное – срач после себя на сцене он оставляет не всегда. В «Отелло», поставленном в том же «Сатириконе», артисты не просто убирают за собой, но и замывают полы. Конечно, не чистоты ради, а искусства для. Сложная подача «Чайки», не всегда понятная широкой аудитории, тем не менее, вполне явственно оставляет один важный вопрос: есть ли грань, отделяющая сцену от реальной жизни? Героини Чехова Нина Заречная и Ирина Аркадина её не чувствуют, оттого их судьба столь театрально-трагикомична. Юрий Бутусов же помогает зрителям ощутить зыбкость этой границы, периодически разрывая сценическое полотно повествования своими хулиганскими выходками.