мы закончили театральный сезон 2012-2013 года именно этим спектаклем... и я счастлива, потому что именно этот спектакль стал лучшим в этом сезоне... следом идет "Анна Каренина", а значит театр Вахтангова не теряет статуса любимейшего театр... я могу сказать только одно - это шедевр!!! это восторг!!! на моей памяти только один раз ВЕСЬ ЗАЛ СТОЯ аплодировал с криками "браво" и "спасибо"... классический текст, прочитанный идеально... сыграно настолько пронзительно, что дыхание перехватывало в некоторых моментах... талантливейший Маковецкий... умница Вдовиченков... Лерман в роли Татьяны просто неподражаема... Борисова, Максакова... такой состав!!! постановка заслуживает всяческих похвал... очень интересно смотреть на двух Онегиных на сцене... один читает текст - другой стоит перед Татьяной на коленях... и мне безумно, безумно жаль тех, кто так и не понял, почему герой Вдовиченкова, гусар, все время пьян и мучается от скуки... почему Ольга с аккордеоном... почему Татьяна прячется под лавочку... :) в сентябре Онегин опять на сценах Вахтангова... увидимся там... потому что я второй раз точно пойду...

когда спектакль идет, и ты чувствуешь, насколько режиссер любит автора, это истинное наслаждение. спасибо за это Р.Туминасу!

Пришли в хорошем настроении смотреть русскую классику, отдали 12 тысяч за 2 билета. Хуже спектакля мы еще не видели, и вообще мы ничего хуже в своей жизни не видели. Распишу по пунткам: 1. Маковецкий словно понимал, в каком ужасе он играет, и оттого играл жутко паршиво. 2. Татьяна похожа на затасканную уличную девку, у которой начался жесткий отходняк - таскает лавочки, бросает скамейки, прессует няню и кричит нечеловеческим голосом. 3. Зачем там вообще нужен Вдовиченков? Почему он пьяный и почему ему забыли сообщить, что съемки Бумера уже закончились? Почему он все время орет на максимуме своих возможностей? Откуда столько ненависти и злобы в милейших строчках романа? 4 - Зачем розовый заяц с огромным задом? Зачем бесконечные уроки хореографии и 10 балерин? Зачем столько лишних песен и почему Ольга играет на баяне? Словно актеры отказались учить слишком много текста и время спектакля пришлось чем-то забить. 5 - Почему зрители аплодировали стоя после каждого пронзающего крика Вдовиченкова? Почему кричали от восторга по завершению спектакля? Откуда такие восторженные рецензии и такая высокая средняя оценка??? Итог: Смотреть это нельзя. Либо режиссер - психопат с маниакальной депрессией, либо он выпустил всех на сцену и попросил поиздеваться над залом. Есть и еще вариант - все они понимают, какие дегенераты приходят в театр, и делают все специально так, чтобы народные массы это схавали.

Я очень люблю произведения Пушкина, а "Евгений Онегин" мой любимый роман, перечитанный неоднократно. Ощущения от увиденного можно охарактеризовать "день в психиатрической больнице", где душевнобольные люди вообразили себя героями романа. Полный неадекват. Отсутствие декораций и костюмов полбеды. Американцы в данном случае со своими "комиксами" по мотивам русской классики просто отдыхают. Туминас переплюнул. Боже упаси, увидеть такое творение школьникам. Хотя... все же местами, когда читались отрывки из романа, можно было отдохнуть от происходящего на сцене и насладиться классикой.

"Евгений Онегин": обыкновенное чудо Последняя точка в произведении автора – красная строка для критика. Автор завершил мысль, встал из-за стола, и критик занял его место. К авторской точке добавил еще две, получилось многоточие. Автор, быть может, считал свое произведение диалогом с обществом, а критик счел его лишь первой репликой и пригласил (чего уж там, вызвал!) автора к диалогу (к барьеру!), своим ответом на чужой труд, призвал ответить за сказанное. Печатная полемика "из моды вышла ныне", сменилась интернет-перебранками, авторы смешались с критиками, и развязалась "война всех против всех": все пишут всё и все критикуют всех. "Все бегут, летят и скачут" (время не ждет) и, оправдываясь тем, что краткость – сестра таланта, выносят, не долго думая, не длинные выводы-приговоры в диапазоне от "маст си" до "фтопку". Многослойное прошлое не вычеркивают (пусть и вырывают страницы), но подчеркивают в нем факты, тезисы, афоризмы, словом все то, что можно загнать в тестовый формат. От истории берем краткие курсы и даты, от литературы – аннотации и крылатые строки (для эпиграфов) и т.д. Здесь-то критики и обнаруживают свою полезность. Благодаря им определением А.С. Пушкина стало "Наше все" (см. Аполлон Григорьев), а от "Евгения Онегина" осталась "энциклопедия русской жизни" (см. Виссарион Белинский), ну и парочка других цитат для ЕГЭ. Авторы не вольны поставить последнюю точку: их жизнь и жизнь их трудов завершают некрологи и рецензии. Начатый автором диалог, впрочем, волен продолжить читатель. Не разучившийся читать… … "Евгения Онегина" учат в школе, зубрят, разбирают по косточкам. Это "собранье пестрых глав" незабываемо, что не мешает ему, однако, оказаться подзабытым: вот ведь и знаем наизусть или близко к тексту, а начнешь перечитывать нет-нет, и наткнешься на что-то новое ("Он вечно тот же, вечно новый"). Потому и перечитываем.… Но случается и так, что напомнить, чем дело кончилось, бывает не лишним. Название на афише театра им. Евг.Вахтангова знакомое, но хрестоматийное включено в хрестоматии не в полном объеме, а потому часть публики иной раз реагирует на ямбы так, будто слышит их впервые. Римас Туминас не ставил задачи освежить в памяти зрителей роман, тем более не стал его театральным иллюстратором. Литовский режиссер разумно полагал, что "наше все" в России знают. Премьера "Евгений Онегин" - не для школьных культпоходов и ликбезов, не просвещения для и не скандалов (как же! Новые формы!) ради. Благо от спектакля не требуют, "летя в пыли на почтовых", скакать от главы к главе, стремясь объять необъятное, стараясь успеть проговорить текст, не поспевая его обдумать. Пушкина здесь внимательно прочли, что оказалось лучше всяких новых прочтений. Темная сцена кажется бесконечной. Под потолком люстра - фирменный знак, режиссера спектакля. Оформленная Адомасом Яцовскисом, сцена по ходу действа будет не единожды одарена аплодисментами публики. В производимом эффекте с ней может сравниться лишь наполняющая ее музыка Фаустаса Латенаса. Как спектакль отталкивается (не отталкивая!) от романа, так и композитор в главной теме оттолкнулся от "Старинной французской песенки" П.И. Чайковского, придав ей невиданную мощь, покорившую зал. Многократно звучащий мотив дорисовывает декорацию: в нем то снежная буря, то похоронный марш, то вальс роскошного бала, то тихий плач в углу… Справедливости ради, сценограф и композитор стоят здесь в одном ряду с режиссером, ибо спектакль поражает прежде всего своей эстетикой. "Евгений Онегин" - произведение полифоническое, в нем ни слова, ни жеста, ни па в простоте, или, вернее, все неспроста. Нет здесь сменяющих друг друга онегинских строф, узких столбцов и убористого шрифта, потому что нет читки. "Вот мой Онегин на свободе": свободе от стереотипов, образцов и выкроек. Здесь в пустоте сцены – ее простор, в паузах – раздолье. Режиссер не стал вольничать с романом, просто почувствовал себя в нем вольно. Речь (двуязычная) и язык театра, музыка и танец, пантомима и изобразительное искусство - таково здание спектакля. Его нельзя перебрать или разъять: всё и все здесь пребывают в гармонии. Из дорогих спецэффектов только ум и талант авторов спектакля. Под "Старинную французскую…", под указку танц-дамы, наставляющей по-французски учениц, на сцене "ножкой ножку бьют". Роман начинается с французского эпиграфа, спектакль - с урока танцев на французском. Здесь и поют, и, судя по рисунку танца (по строкам из романа), сбирают ягоды, "не мысля гордый свет забавить…". Девицы, красавицы, все как на подбор в сарафанах и "татьянках" с пышными косами вытанцовывают у балетного станка, выстроенного во всю длину сцены. Во втором, "московском" акте спектакля косы девушкам-невестам будут не расплетать, по обычаю, но резать и рубить прямо на сцене, по московской моде. "C'est le théâtre, c'est mon public", - поясняет более жестом, чем словом танц-дама ученицам и публике, раскланиваясь в глубоком реверансе. И, оступившись, падает. Людмила Максакова, черная танц-дама, еще не раз выйдет на сцену то в образе няни Татьяны, то затем, чтобы увести с подмостков тех, кому суждено будет появиться перед зрителями лишь на поклонах (Ларин, Ленский). Балета (драматического) в спектакле довольно, но это не противоречит роману, в котором его автор отдавал должное Терпсихоре. Во втором акте, черному возку (по правде сказать – теплушке), в который душеньки, подруженьки вместе с Татьяной будут буквально заколочены и отправлены в Москву на "ярмарку невест", перебежит дорогу зайчик величиной с актрису Марию Бердинских. Есть в этом, конечно, отсылка к зайцу, который выскочил на дорогу карете А.С.Пушкина, везущей его на Сенатскую площадь, - дескать, не стоило Татьяне перебираться в Москву. Но в романе читаем: "Так зайчик в озими трепещет,/ Увидя вдруг издалека / В кусты припадшего стрелка",- и умиляемся режиссерской шутке-иллюстрации. В спектакле многое может удивить, но нет здесь ничего случайного. Есть допущения, но роман их, если не подтверждает, то уж точно не опровергает. Плоть и кровь обрели кузины Татьяны: Галина Коновалова, минутное появление которой дарит зрителю праздник, Любовь Корнева, бессловесная, но запоминающаяся; и улан (Дмитрий Соломыкин), сменивший место Ленского рядом с Ольгой (Мария Волкова). Та, точно по Пушкину, по Онегину, и кругла, и красна, и весела. В нагрузку к кудрявости (из кудрей вьются полевые цветы) и разудалости ей дан аккордеон, на котором актриса играет даже лежа. Прозванная "глупой луной" играет "В лунном сиянье…" и поет, как колокольчик, развлекая "полурусского соседа" Ленского (Василий Симонов), являя местный колорит, освещая сцену. Ленский будет пытаться деликатно заглянуть под аккордеон, Онегин, не церемонясь, сыграет на нем, где-то на уровне груди, демонстративно обняв Ольгу на злосчастном балу. Вызывающая сцена Ольги, стягивающей зубами с руки Онегина перчатку, обернется вызовом на дуэль. Секунданты чечеткой отобьют дробь, черная танц-дама поднесет пистолет, которым Онегин буквально пронзит Ленского в живот. Ольга отпоет поэта и свое отпоет: аккордеон отберут и выдадут замуж. Из "междустрочья" явились Странница с домрой (Екатерина Крамзина) и Гусар в отставке (Владимир Вдовиченков), ставшие ключевыми персонажами спектакля. Странница – яркая страница спектакля, не юродивая, бессловесная, но красноречиво исполняющая свою лишь к финалу угадываемую роль. Она общается с другими персонажами лишь участливым взглядом, да звуками домры. То, согнувшись, она перемещается по сцене, перебирая струны, то юрко перебегает из угла в угол, то мотает головой, глядя на Онегина, собирающегося ехать к Лариным, упреждая беду; то пытается воскресить Ленского, наигрывая мотивы своих странствий, среди которых и "Колокольчик", и "Desperado" А.Бандераса, и "Крестный отец". "Когда постранствуешь, воротишься домой…", - впрочем, это уже другой А.С.. Много странствовала, перевидала, пережила. Неотступно следуя за Татьяной, она плакала вместе с ней, оставленной Онегиным, кружилась под окнами ее дома в Москве с безногим ветераном 1812 –года, выглядывала из-за угла, караулила сны. "Татьяна, русская… Душою", - так интонационно расставлены знаки в спектакле. Душою! И вот мечется по сцене эта душа в виде странницы, "умом не понятой", не высказанной, но такой узнаваемой, по мотивам... А.С Пушкиным воспет "Странник", Туминас изменил род романа, сосредоточившись на женских портретах. Татьяна, Странница, Москва, Россия, наконец, - "Вкруг дам как около картин" вертится спектакль. Гусар в отставке Владимира Вдовиченкова – блистательная роль в не уступающем исполнении. Гусар читает и от автора, и от персонажей, обращаясь то к залу, то к героям. Он рассказчик, а, вернее, пересказчик, ибо ничего исправить в этой истории не властен, а потому пьет… Чаще с горя, чем с радости. То декламирует, то исповедуется, то заглядывает в наше, горько улыбаясь: "Лет чрез пятьсот дороги, верно, / У нас изменятся безмерно". Глаголит правду, а в этом деле трудно без бутылки; по заснеженной сцене проедет он в финале безногий, на доске с колесиками, передвигаясь с помощью бутылок. До того зритель наблюдал как ломалась его шпага, летели эполеты, но там, за сценой, случилась война, Отечественная, на которую идут не по форме, по зову. Герой Владимира Вдовиченкова – собиратель времени, мест (не общих!) и действия. Персонаж не из романа, лишний для сюжета, исключительный – для спектакля. История главных героев решена Туминасом по рецепту Волшебника из "Обыкновенного чуда" Е.Шварца. История Татьяны и Евгения – "благо бдения и сна". Сон – будь-то туман воспоминаний, грез, или сон наяву – вот атмосфера спектакля - "Кто странным снам не предавался"? Здесь два Онегиных – зрелый и молодой – Сергей Маковецкий и Виктор Добронравов. Два "черных человека" следят друг за другом, проигрывая им известный сюжет, по Туминасу – проигрывая собственную жизнь. У Пушкина Онегин – адресат заветного письма, герой романа Татьяны, у Туминаса – ответчик. Умудренный опытом своих ошибок Онегин-Маковецкий курит на сцене, глядя на прожженного Онегина-Добронравова: "Уж не пародия ли он?". Молодой Онегин в спектакле и впрямь карикатурен. Добронравов - эдакий молодой вампир, Маковецкий – демон, пусть к финалу и поверженный. Кажется, Онегин, как герой Шварца, заколдован и потому, чуя любовь, бежит от нее: если Татьяна поцелует его, то он превратится в медведя…"Раздвоение" же нужно для того, чтобы герой взглянул на себя со стороны. За молодостью в спектакле – действия: этюды на тему визита к Лариным, когда Онегин ступает как полубог по скамье, выше прочих, над ними; "привычки милой старины" - брусничная вода, дуэль, путешествие Онегина, в буквальном смысле переступающего через дам. За зрелостью – слово. Ей (зрелости) держать ответ и не скрыться от него за черным воротом плаща. Письмо Онегину Татьяна пишет перед сном (или вместо сна). Утро мудренее, но оно в спектакле так и не наступит. Сочиненное послание для сочиненного героя будет удостоено ответа спустя годы. В изумительной красоты программки к спектаклю в виде конверта помимо визитных карточек персонажей (с рисунками Пушкина и "под Пушкина") вложено написанное ажурным почерком письмо Татьяны. Его читают и со сцены и в зале, письмо идет по рукам, его будут вырывать друг у друга, пока не изорвут в клочья: обрывки Онегин соберет и поместит под стекло в рамку. На память. Письмо, напоминают в спектакле, было писано по-французски (русская душою "Она по-русски плохо знала"), Онегин берется было перевести с французского, прозой, но выходит что-то совсем не романтическое, режущее слух, современное, потому возвращаются к "переводу" Пушкина. Онегин-старший – словно бы и есть для Онегина-младшего тот "дядя самых честных правил", с которого молодость берет пример, и себе и учителям назло. В сцене "урока" Онегина Татьяне, сцене на скамейке, монолог читают оба актера: здесь "раздвоение" достигает кульминации. Онегин-Маковецкий оказывается в той роковой поворотной точке, которая могла изменить его жизнь, он пробегает по тексту, ища "как ошибся" и за что наказан, но, дочитывая, находит, что все верно. Онегин поучает, но на всякого мудреца.… И только глядя со стороны на Онегина-мл. у той же скамейки, словно понимает, что слова может быть и были верны, но неуместны. Онегин, не потрудившись снять перчатки, (словно хладнокровный убийца он оставляет отпечатки только в сердце жертвы), излагает истины вприкуску с виноградом, между слов сплевывая косточки на землю. Подглядывая за жестокой сценой, иные девушки из танцкласса не выдерживают, падают в обморок. Стоящие на сцене у колонны здания со старой кирпичной кладкой, как ожившие древнегреческие коры: и рады бы вмешаться, но поздно и сцену не переиграть. На скамейке, точно распятая, останется рыдать Татьяна, а потом словно впряженная в нее она будет метаться со скамейкой по сцене. Во втором акте скамейка останется на задворках сцены, потемневшая, поломанная. Не выброшенная из памяти. Затверженный урок Татьяна, примерив черный плащ и трость, преподаст Онегину. Сергей Маковецкий, в роли Войницкого в "Дяде Ване" Р.Туминаса, произносящий "Ведь это было так возможно", вдруг в Онегине услышит обращенное к нему: "А счастье было так возможно". Было! Если Ольга подобна глупой луне, то Татьяна Евгении Крегжде - подобна луне из песни А.Вертинского: "Как пленная царевна, / Грустна, задумчива, бледна / И безнадежно влюблена. / …. Но холодна безмерно". То по-детски "наша Таня громко плачет" на одной ноте (вспоминается актриса в роли Сони в "Дяде Ване" Р.Туминаса), то будто каменеет, говорит и движется в полудреме. Слезы не успевают высохнуть на лице актрисы: будь то слезы мнимого счастья, или не минувшей печали. Нет-нет, и задумаешься – "Ужель та самая?". Спектакль обнаруживает схожесть Онегина и Татьяны. Если Онегин – лишний человек (учили), то она – отдельная. Оба скучают и, в сущности, скучны. Онегин с Ленским аналогично "сошлись… Не столь различны меж собой./ Сперва взаимной разнотой / Они друг другу были скучны", а потом прогремело: "Сходитесь!". У Онегина оказалась "от делать нечего" дружба, у Татьяны – любовь. По Туминасу – Татьяна явно возжелала отринуть книжные романы и сочинить, и исполнить нечто романтическое самостоятельно. Татьяна пишет Евгению, герою своего романа, в котором, как в гоголевской "Женитьбе", черты "обманов Грандисона и Руссо", а запоздалый ответ получает от героя из давно прочитанной и отложенной книги. "Душа ждала... кого-нибудь", - "роман" рифмуется с "обман", обман собственного сочинения. Сцена именин Татьяны решена как домашний концерт. Все одаривают виновницу торжества своими талантами: поют старинные романсы от цыганских до альбомных. Из строк складывается нехитрая перспектива Татьяны и Онегина: от "И страсть открыть желала, / Но не могла открыть…." и "О, не целуй меня!" до "Старый муж, грозный муж" и "Чего искать в стране далекой, Когда в своей он все нашел?.. "… Сидящая в центре она, "толпою нимф окружена", как осужденная, отстраненно выслушивает любовные трели, и… ждет главного гостя, являющегося с опозданием и парой бутылок вина. У ног Татьяны подаренная ей картина Клода Лоррена "Полдень". Кажется неслучайным эта обращенное в зал полотно, ведь на этой же сцене в спектакле "Бесы" Ю.П.Любимова также возникает картина Лоррена "Асис и Галатея", - земной рай Николая Ставрогина. Пейзаж с отдыхающим святым семейством Татьяне дарят на счастье, но картина, иллюстрирующая бегство в Египет, словно бы пророчит ей скорый отъезд. "Давно... нет, это был не сон!" - писала она, грезя. На своих именинах она исполнит романс со строчками: "Кончилось счастье. Все было сном…". Сон Татьяны в спектакле сыгран блистательной Юлией Борисовой, вступающий в диалог с голосом Иннокентия Смоктуновского, околдовывающего зал. Переживающая и вспоминающая Татьяны обе глядят в одно маленькое зеркальце и Татьяна-Борисова, словно бы ловит в нем потерянное свое отражение. Зеркало – не только символ спектакля, в котором все отражается и смотрится со стороны, но и основа декорации – огромное зеркало вместо задника сцены. Оно расширяет пространство, играет им, то возвышая, то отдаляя предметы и людей. С зеркалом, книгой и ключом гадает Татьяна, но слишком мало зеркальце, чтобы увидеть предстоящую даль. В страшном сне Татьяне является медведь и тот, кто "мил и страшен ей" - Евгений. В финале все повторяется: "мрак, мосток, медведь, метель", но страха нет: Татьяна вальсирует с чучелом медведя, кружась и исчезая за кулисы, в "медвежий угол". Подарок Ленского на именины – плюшевый мишка – вырос вместе с ней. Как в свое время Ларина-старшая (Елена Мельникова): "Привыкла и довольна стала", так и Ларина-младшая привыкла, свыклась с несбывшимся - "Привычка усладила горе". Вальсирующая она все-таки счастлива, "Привычка свыше нам дана: / Замена счастию она": ее любовь пусть и напоследок оказалась взаимной. И вновь будто бы "снится чудный сон Татьяне". "Пушкиньянец" Давид Самойлов продолжил бы "Сон есть только сон", но прервут его лишь аплодисменты. "Как это мудрено!/ Ей-богу, сцена из романа", - говорит в спектакле словно бы о спектакле Галина Коновалова. "Сперва Онегина язык / Меня смущал; но я привык…", - без сомнения решит даже не искушенный зритель. "Взор унылый не найдет знакомых лиц на сцене скучной", - не про Вахтанговский спектакль. Особенность его повествования в том, что большие фрагменты играют порой без слов – они озвучены зрительской памятью. Ну, а если что-то позабылось, то расшифровка не заставляет себя ждать. Вот и в сцене с четой Лариных почтенный родитель (Алексей Кузнецов) сомневается в отцовстве: сценку-этюд играют и лишь потом озвучивают: "Она в семье своей родной / Казалась девочкой чужой". Сцена и зал действуют как сообщающиеся сосуды, и эта игра в подаче текста позволяет зрителю по-новому воспринять те, или иные, "проходные" пушкинские строки. "Меж тем Онегина явленье

Отличная режиссура и игра актеров. Редкий случай когда понравилась игра всех актеров. Сразу захотелось прочитать книгу.

Талантливые актеры, гениальный текст, интересная интерпретация, но только когда по Пушкину. Между сценами поэмы вставлены авторские вариации. Понять их можно, но скучно, затянуто и сложно. Иногда ловил себя на мысли, что хочется встать и уйти. Все–таки прибалты любят русскую классику на свой манер.

Шедевр! Классическое прочтение в неклассической постановке! Лучше раскрыть характеры героев, на мой взгляд, еще не удавалось. Смотрится на одном дыхании!

Пушкин - это хорошо. Онегин - тоже хорошо. Литовец любит Онегина Пушкина - тоже хорошо. Зрители тоже любят Пушкина. И Онегина. И это тоже мне нравится. Растянули, правда, эту любовь на 4 часа - за счет песнопений, которые совсем некстати... Конечно, в этом спектакле музыка какого-нибудь классика вроде Свиридова во время пробежек зайца была бы не уместна, но и заяц в жизни Пушкина фигура скорее трагическая, чем как в спектакле (вышли пописать - а тут заяц!).... Хотя я тоже в этом месте посмеялась... А как без этого? Надо же чем-то зрителя разбудить!))) Из достижений - на грани гениальности играла Ольга Лерманн. Письмо просто - Дрошшки-мурашшшки по телу! Рядом зрители всплакнули... (редкость для театра теперь...) Ещё. Очень понравилось публике, когда "осьмидесятилетняя" старушка (но прям как девочка!) , кажется, Галина Коновалова (?) с отличной дикцией отхлестала всех зрителей про старость. (Когда жизнь такая гадость...). Не понравилось : Совсем в осадке был Маковецкий. То ли текст забыл, то ли просто уже устал... Одназначно - провал полный. Потом еще - Билеты дороговаты, мягко говоря... Ну и ... музыка. Это уже что-то совсем на грани бездарности.... Последние темы - из ранней Пугачевой - это было чересчур убого.... (Сделать хотел грозу - а получил козу... - до сих пор в ушах ... Не поняла , это замысел или случайность?....) (((( Понравилось: Гениальный Пушкин. Роман Пушкина. Место действия. Зайчик. Татьяна - в исполнении Ольги Лерман. И Ольга Лерман в роли Татьяны. (даже есть желание сходить на все ее спектакли внезависимости... ) ... Максакова молодец. Профессионал. Программка (с письмом Татьяны) - останется для потомков. Скажут потом - прикольненько (если слэнг не изменится)... Ну , а больше всего мне понравились Зрители. Просто гениальные! Спасибо Пушкину и театру Вахтангова!!!

Посмотрели с ребенком "Евгения Онегина". Жаль, что сразу не увидела возрастные ограничения 18. К сожалению, при покупке билета менеджер театра на вопрос о "классической постановке" ответила, сами не знаем. Видимо из-за цен на билеты, лучше отвечать расплывчато...в итоге еще до танца с медведем (финальная сцена) дети вылетели пулей из зала. Объяснить ребенку, почему Татьяна прячется под лавку от Онегина, носит скамью , а Ольга баянистка, придется...