Глубоко. Драматично. Конечно, в спектакле не передать многостраничные философские и религиозные маяния и эволюции поколений немецких буржуа, описанные в книге Томаса Манна...Да и жизнеописания самих многочисленных сменяющиеся сродников не впихнуть в 3 часа. Спектакль хорош! Театральный язык Карбаускиса ёмок и точен, как аскеза протестантской церкви, выбранная декорацией к действу. Илья Исаев, играющий в кино сплошь угрюмых быковатых персонажей, поражает талантливым драматическим исполнением одной их главных ролей....

"Будденброки" - это Лионель Месси, которого заставили играть в сборной России по футболу. Тонкая и умная режиссура Карбаускиса здесь наталкивается на средний уровень молодой РАМТовской труппы, которая вроде очень старается, но все же не дотягивает до глубины и качества материала. Тем не менее, ощущения характерные для книжки, очень точно переданы режиссером. Смотришь "Будденброков", и вроде ничего особенного не происходит, жизнь идет своим чередом, а потом незаметно осознаешь - все, конец, дальше - тишина и забвение.

Чтобы не быть – уже по обычаю, брюзгой и критиканом – о «режиссерском видении» писать ничего не стану. Тем более, что полное право любого автора творить в логике «No shame in my game». Скажу только, что «история гибели одного семейства» успевает уложиться в 2 акта плюс антракт, а центральной фигурой избрана Тони, Антония. В связи с первым, видимо, кол-во действующих лиц сокращено до 7 шт. Будденброков + Грюнлиха + служанки Иды (причем, из 9 формально действующих лиц надо вычесть безмолвных Герду и Ганну). Так, что вместо манновской смены вех (от первоначального накопления и развитого капитализма до буржуазного декаданса) на сцене лишь последовательное физическое умирание членов нуклеарной семьи. Вместо внутренних противоречий «протестантской этики» - сцены из супружеской жизни. Ввиду второго – скорая гибель эпохи выглядывает не из маленьких личных трагедий и внутренних монологов множества Будденброков, но из формальной биографии женщины. Не фигурируй «Будденброки» регулярно в афише РАМИ, я бы подумала, что «местная Тони» - такой сексистский финт в сторону гендерной интерпретации 23.02. Тони здесь – не олицетворение больного «классового сознания» буржуазии (она ведь в оригинале сама решает выйти за Грюнлиха), а эдакий задавленный авторитетом пастора, отца и братьев бессловесный капитал семьи, который нужно удачно вложить. Подход такой не лишен основательности – ведь нормальная реакция на ситуацию, где женщина всерьез считает позором свой развод, что-то вроде, «ну-ну, еще 100 лет и Клара с Розой не оставят от Вашего времени камня на камне» =). Много интереснее режиссерского видения – как показалось мне – реакция зрителей. Зал особенно бурно реагировал дважды. Первый раз, когда Христиан транслировал слова пастора, что ослушаться молодой девушке веления отца – грех. Отношения церкви и молодых девушек (про родителей вообще молчу) – они очень сложные в нашей стране, и любое упоминание должного поведения женщины сквозь призму христианской морали обречено на скептический смех. Второй раз, когда предваряя сакраментальное: «Кто же я, Томас Будденброк, — делец, человек действия или томимый сомнениями интеллигент?», Томас заявляет сестре, что он – сенатор и не будет ловить рыбу в мутной воде и наживаться на чужой нужде ради приумножения своего капитала (в оригинале: «Нечистоплотные махинации... Ловля рыбы в мутной воде... Бесстыдная эксплуатация... Бить лежачего... Ростовщические прибыли...»). Дружный энтузиазм в зале – понятен, нам что сенатор, что депутат – один Парламент. Особенно, в свете последних депутатских «самоотводов» и отводов. И может, оно правильно – нет смысла «ставить» Манна прямым текстом – поскольку тысячу раз прав мой любимец Ролан Барт: автор умер, зритель живет – и видит он то, что может и хочет видеть. И несмотря на то, что за манновской книгой о потерянном времени режиссер увидел только «семейную книгу» любекской буржуазии, зрителю оказалось достаточно малого, чтобы громко посмеяться над своей собственной эпохой.

Когда я увидела в афише РАМТа, что они поставили "Будденброков", то была немало удивлена, потому что не могла себе даже представить, как можно уместить такое объемное, сложное, многогранное произведение с огромным числом персонажей в каких-то двух часах театрального действа? И главное - как отразить ту тяжелую и мрачную атмосферу, которую так умело создал Томас Манн? Но нет, оказалось, что и такое бывает. И даже, что в эту истинно немецкую концентрированную готику можно привнести свежих идей и даже ее осовременить, адаптировать под современного зрителя, скорее всего не читавшего оригинальное произведение. Да еще так, чтобы этому зрителю понравилось и он не покинул зал, не дожидаясь антракта. Браво!

Интересная режиссерская задумка, надо читать и видеть подтекст, а не только сюжет. Особенно интересной показалась идея с костюмами. Сначала герои появляются на сцене в джинсах и кедах (не смотря на то, что это XIX век). Затем по мере взросления, по мере того, как обыденность и те вещи, которые НАДО делать, а не те, которые ХОЧЕТСЯ сделать, наполняют их жизнь, герои перевоплощаются в пиджаки, брюки, туфли и рубашки. И всенепременно любая особенно важная мысль произносится, когда у человека на голове цилиндр. Однако выбор пьесы очень своеобразный. В силу сюжета, наверное. Я не могу сказать, что это тот спектакль, на который я бы пошла еще раз. История одного семейства. Было ощущение, что я посмотрела краткую версию сериала. Хотя я бы посмотрела фильм, который вышел в 2008 году. Отдельного внимания заслуживает игра артистов. У меня было 3 букета, их получили Дарья Семенова (сначала наивная, потом повзровлевшая, потом самая мудрая), Лариса Ивановна Гребенщикова, иначе просто и не могло быть и Татьяна Матюхова (практически бессловесная роль служанки, но какая мимика, какая походка и жесты!). Еще бы я подарила букет Дмитрию Кривощапову. Его персонаж вызвал у меня нереальные ассоциации с "двойником" из фильма "Гинзбур. Любовь Хулигана". Такой же несуразный, слегка истеричный и обманчивый. Понравился Панченко. Однако, казалось, что он слишком старался...

Действие спектакля разворачивается в XIX веке. Этот временной слой уже находил себя на сцене РАМТа – четвертый сезон подряд здесь успешно дают «Берег утопии» Тома Стоппарда. Оба спектакля относятся к эпичному жанру, оба рассматривают судьбы своих героев в масштабе. Жизнь их демонстрируется от и до – от рождения и до смерти. И у Карбаускиса и у Бородина под микроскопом рассматривается один и тот же временной пласт – тридцатые-шестидесятые годы XIX столетия. Но, тем не менее, они едва ли не полярны друг другу. «Берег утопии» посвящен тому, как надежда гибнет под ударами судьбы, а «Будденброки» тому, как она под ними рождается. Гибнут и рождаются – вот, пожалуй, ключевые слова, что для «Берега утопии», что для «Будденброков». На протяжении пятидесяти лет оба этих процесса свершаются не раз и не два, причем речь идет не только о людях. Рождаются и гибнут характеры и прожекты, мечты и гешефты, иллюзии и компании, надежды и деньги. Впрочем, если у Стоппарда логический порядок нарушен – сначала происходит гибель, а потом уже рождение, то у Манна (в инсценировке Карбаускиса) все канонично – путь лежит под гору, это безостановочный спуск в пустоту. Принципиально и то, что чем ближе пустота становится, тем отчаяннее персонажи надеются на чудо. Художник Бархин придумал для спектакля угнетающую декорацию – из ржавых листов железа сколочены пирамидальные арки, уменьшающиеся при удалении от зрителя. За счет этого возникает глубина и перспектива – а в глубине этой перспективы (проще говоря, в глубине сцены) ржавая глухая стена. Перспективы эти нерадостны – понимает зритель, постигая значение этой громоздкой декорации. Действие стремится к нулю, или другими словами к смерти. Выбор ржавого железа в качестве лейтмотива обусловлен и тем, что Карбаускис показывает своих персонажей в рамках исторического контекста – кровавый двадцатый век уже не за горами, первый том «Капитала» уже написан. Больше того – в правой части декорации арочные опоры изгибаются и образуют странную фигуру, в которой при желании можно прочитать намек на свастику. Железо, под немелодичное лязганье которого пройдет первая половина XX века, ржавчина, которая проедает моральные и нравственные устои немецкого общества, – вкупе это создает апокалиптическую картину мира. В связи с этим возникает еще одна аналогия – фильм Лукино Висконти «Гибель богов». Несмотря на общность темы – вырождение династии, гибель клана – подход Манна (а вслед за ним и Карбаускиса) принципиально иной. Лукино Висконти видит проблему исключительно в людях – последовательное гниение и последующая Вторая Мировая неразрывно связаны с потерявшими всякий нравственный облик героями. Режиссер недвусмысленно дает понять – приведя к краху самое себя, эти люди не насытятся и бросят в пучину ненависти и безумия всю страну. А вот в «Будденброках» нет откровенно дурных персонажей, каждый в той или иной степени вызывает сочувствие, а Тони вообще в каком-то смысле праведница. Страдания, выпавшие на долю этого семейства, не обусловлены никакими объективными причинами. Недаром Карбаускис делает лейтмотивом фразу «времена не благоприятствуют коммерции» – именно этим члены семьи оправдывают свое тотальное невезение. Речь идет именно о невезении – в том классическом понимании, о котором поется в песне. «Чтоб они не делали, не идут дела…» Первым звеном в цепи неудач становится замужество Тони и Грюнлиха. Тонины же действия приводят и к финальной катастрофе – ее посредничество способствует тому, что брат Томас теряет 35000 марок. Таким образом, девушка Тони, которая бежит любой грязи и безнравственности, которая бросает второго мужа только потому, что он пытался поцеловать горничную, именно она волею судьбы и становится последней из рода Будденброк. Она – всю жизнь жаждавшая славы и процветания своему роду; она – наступавшая себе на горло во имя интересов семьи; она-то и приводит Будденброков к краху. Прочтя родовую книгу (любопытно, что у Карбаускиса этот предмет приобретает сакральное значение), она отказывает своему возлюбленному – ведь он беден, и союз с ним не поспособствует семейному делу. Во втором акте она же пытается спасти фирму, предлагая брату совершить неожиданно выгодную сделку, – но сделка оборачивается чистой воды аферой. В итоге Манн выводит классический парадокс бытия – добрыми намерениями выложена дорога в ад. Но «Будденброки» писались в конце XIX века. Воплотив текст на сцене, Карбаускис смог углубить произведение, глобализировал его до невиданных масштабов. В противовес Висконти, утверждавшего, что войны – дело рук моральных уродов, он открывает страшную, но абсолютную истину. Чтобы творить зло, необязательно быть негодяем, подлецом и предателем. Можно просто не видеть ничего того, что находится дальше собственного носа…

Злой рок Будденброков Данную премьеру трудно назвать удачной. Впрочем, в этом вины актёров нет. Они очень даже стараются и порой экзальтируют своих персонажей до степеней, более характерных для каких-нибудь итальянцев, нежели североевропейских степенных коммерсантов-бюргеров середины XVIII века. Подозреваю, что виной всему безыскусный изначальный материал - скучный, как биржевые сводки или составление балансов. Даже кульминационное слово в спектакле - "паскуда!" - политкорректно и маловыразительно. Следить на протяжении более трёх часов за падением семейного капитала, размыванием активов и разборками находящихся глубоко в гуне денежной страсти Будденброков - не самое позитивное зрелище с учётом современных финансовых реалий, а из всех героев лишь молчаливая служанка Ида производит впечатление единственно вменяемого и живого персонажа.

Легко представить происходящее во время спектакля Миндаугаса Карбаускиса на берегах Балтики. Труднее холодной весной в Москве. И все же, и все же. "Времена сейчас не благоприятствуют коммерции". Отдаленная провинция у моря эпохи раздробленной Германии спокойно рифмуется с просвещенным феодализмом современной России. Монетизация семейных взаимоотношений, возрождающийся после экономического кризиса буржуазный шик, циничное равнодушие. Произведение Томаса Манна получило со временем терпкий привкус. Борьба за преумножение капитала приводит Томаса Будденброка к мнимому успеху, сменяющимся деградацией. Звание сенатора, холодная жена и аутичный сын сводят его в могилу. Семья распадается на элементарные частицы, где сестра - разбитная разведенка, отказывающаяся от личного счастья; младший сын - сумасшедший хипстер, бездеятельный критикан; мать - фрустированная сука, избегающая лишних треволнений. Все они служат тетради Будденброков, родовому имени, превращающемуся на глазах в пшик. Впрочем, события толстого романа проходят перед глазами довольно схематично. И даже Илья Исаев не слишком радует своим коммерсантом. Протестантские сцены, выполненные в остром готическом духе с церковными скамьями и обеденным столом с фамильной посудой тяжело нависают над зрителем. И от этой тяжеловесности никуда не деться. И в зале, и снаружи нас поджидают деньги и амбиции, которые мешают жить просто. Просто жить?

"Будденброки" Томаса Манна - моя самая любимая книга. Собственно и сам жанр саги меня очень привлекает. Он позволяет нам проследить цепочку событий и проанализировать их в развитии. Но, к сожалению, не всякая сцена справится с подобными произведениями. "Будденброков" я читала не раз на русском и в оригинале, поэтому знакома с первоисточником и переводом достаточно хорошо. В связи с этим рискну выразиться негативно в адрес постановки РАМТа (несмотря на прочитанные мной положительные отзывы): господа, это не та семья Будденброков, о которой писал Томас Манн. Я осталась в полном разочаровании( Возможно, внешне актеры действительно очень похожи на героев книги, но их характер...увы.... Особенно Тони! Никогда не представляла ее базарной теткой! Это не взбалмошная девица, которая руководствуется в жизни только лишь своими капризами! А Томас никогда не был неврастеником!( К тому же, на мой взгляд, как-то неправильно расставлены акценты... Семейство Будденброков никогда не были тупыми дельцами, главным делом которых было побольше нажить денег. Это носители культуры и традиций того времени...в отличие от семейства Хаген, которые лишь вскользь упоминаются в постановке. А ведь именно эта параллель важна для понимания произведения, первопричин заката эпохи и прихода новых "героев"! К сожалению, поставить сагу в театре способен не каждый - делаю на это скидку. Но я бы не пыталась.( Слишком много в этом произведении того, что нельзя уместить во временные рамки театральной постановки(

Странно, что это произведение Томаса Манна в последнее время как-то подзабыли. Роман о том, что деньги и система бизнес-ценностей – путь «по лестнице, ведущей вниз», – наисовременнейший сюжет. Кроме того, это еще и хорошая классическая проза, серьезная литература, что в нынешнем театре большая редкость. Конечно, справиться с крупной романной формой не каждому по плечу, но Миндаугас Карбаускис рассказал «историю гибели» немецкого семейства ХIX века так, что она смотрится свежо, эмоционально, и не идет при этом наперекор автору. Режиссер сам взялся за инсценировку романа, и, в общем, прилично его сократил. Он выстроил сюжет вокруг Тони, которая в экспрессивном исполнении Дарьи Семеновой, стала главным повествователем событий. Он наполнил масштабное трехчасовое действие живой музыкой (звуками фортепиано и хоровым пением), задав ему определенный темп и ритм. И огромный многослойный роман обрел конструкцию – ясную и четкую. То же качество конструктивности присуще и пространству спектакля (художник С. Бархин) с открытыми стропилами кровли и резкой диагональю, представляющему собой нечто среднее между домом и кирхой. Ну и самое главное, что держит этот спектакль, – актеры. Каждый из них ведет свою партию сильно и ярко, здесь нет затертых медийных лиц и нет героев второго плана. Для Карбаускиса важен ансамбль, стоит ли говорить как это важно для спектакля. Здесь в полную меру звучат все голоса, и даже молчаливая горбунья Иза Татьяны Матюховой выражает свои чувства особым языком пластики и жестов. Интересно ощущение, которое остается после просмотра, – удивительное чувство внутреннего достоинства. «Будденброки» – зрелая работа режиссера, которому есть, что сказать, и который может это сделать спокойно и внятно. Как настоящий мастер.