Дядя Ваня хрен столовый. «Дядя Ваня хрен столовый» - прочитала я на баночке со столовым хреном «через сто-двести лет после» и вспомнила о спектакле Римаса Туминаса. Том самом, у которого Золотая Маска-2011 в номинации драматический спектакль большой формы, том самом, который называли лучшим спектаклем сезона 10-11 («Театральный смотритель») и театра Вахтангова за последние 15 лет (Роман Должанский). Публика его принимает на ура, судя по овациям. Но за что, за что, кроме игры Маковецкого? На мой субъективный, Туминас просто взял – и сломал Чехова. Вынул из него душу, заменив её лёгким бредом. Такая особенность спектакля – я заметила её ещё в прошлый раз – с героями пьесы в данном случае не возможно себя отождествить. Что-то тут не то с речью для начала. Текст «Дяди Вани» то просто проговаривается, то наполняется таким пафосом, что не усидеть на месте, хочется срочно спрятать голову в песок. Шаржи на сцене противны своей глупостью, двуличием. Именно этот факт вызывает эмоциональное отторжение постановки. Но может быть, Туминас ставил не для сердца – для ума? Ну давайте ещё чуть-чуть подумаем… Чеховский текст существует отдельно, режиссёрская работа, сценография, актёры – отдельно. Из этого Дяди Вани вышла бы неплохая пантомима, если бы она называлась как-нибудь по-другому. Двигаются актёры – глаз не оторвать, пластика – самое сильное место спектакля. К Чехову это не имеет никакого отношения. Чем мельче персонаж, тем он более карикатурен. Никакого сострадания – ни к кому. Нелепый Ефим-Франкенштейн, няня Марина – 90-летняя сдвинутая кокетка (как будто вынута из фильма «Богиня» Литвиновой), Телегин – пародия на профессора Серебрякова, претендующий на ту же статность, но жалкий в своих претензиях… Астров – похотливый кобель, косящий на титул «чудака», чарующий уездных барышень рассказами о лесах. Мать дяди Вани – экзальтированная декадентка, синие очки, чёрные колготки, идолопоклонство. Соня (Вагения Крегжде начинает говорить, а интонации всё те же: «Валера, ну ты чё? Совсем больной, да?!») – нелепая в своих ботинках, котелке, со своей шестилетней любовью к маске Астрова, напускным желанием трудится, лишь бы не видеть, насколько жизнь бессмысленна. О Елене Андреевне и Серебрякове не буду – слишком противно. Дядя Ваня тут самый живой человек. Он искренен в своём брюзжании, зависти, безответной любви. Но позвольте – в нём тоже нет ничего симпатичного! Он не «совесть» (Марина Райкина, «МК», 4 сентября 2009) этих привидений в доме-лабиринте. Он не носит масок, но истинное лицо его отвратительно. Ненависть к матери, омерзительные попытки овладеть чужой женой, чёрная зависть успеху Серебрякова, пьянство, покушение на убийство, самоубийство, уныние – каких смертных грехов избежал персонаж Чехова? Но отвратительнее всего он в сцене общего собрания по поводу продажи имения. Какая главная причина ненависти дяди Вани? «Это имение было куплено по тогдашнему времени за девяносто пять тысяч. Отец уплатил только семьдесят, и осталось долгу двадцать пять тысяч. Теперь слушайте... Имение это не было бы куплено, если бы я не отказался от наследства в пользу сестры, которую горячо любил. Мало того, я десять лет работал, как вол, и выплатил весь долг...» Его жизнь была загублена на эту сделку, в его настоящем нет ничего, кроме управления малодоходным предприятием. Смысл его никчёмной экзистенции такой вот ничтожный, зависимый от продаж муки и масла. Не будет этого – не на что будет отвлекаться от своего несчастья. Всё то же самое, что у Сони, что у Астрова, что у всех персонажей пьесы. Дядя Ваня всего лишь один из них. Зачем именно его Туминас обделил шаржем, если так беспощаден был с другими – я до сих пор не понимаю. Соня лепит маску на лице дяди в конце спектакля: широко раскрытые глаза, смотрящие в будущее, растянутую до ушей улыбку. Таким он и должен был быть всё это время – таким же скучным клоуном, как все остальные. «Дядя Ваня» Туминаса – спектакль бессмысленный и беспощадный, как литовский бунт против Чехова. Он эстетский от первой туманной секунды до финального аккорда Фаустаса Латенаса. Игра света и тени, глубина сценического пространства, заторможенность времени, выверенность жестов, цветовая сдержанность костюмов. Предметный мир: серебряный обруч, плуг, токарный стол, курицы на проволоках, тёплый светящийся шар луны, скульптура льва во тьме. Но эта сюрреалистическая эстетика не сочетается с содержанием пьесы. Такое впечатление, что Туминас и Яцовскис (сценография и костюмы) своим «Дядей Ваней» повторяют слова Астрова: «Постарел, заработался, испошлился, притупились все чувства, и, кажется, я уже не мог бы привязаться к человеку. Я никого не люблю и... уже не полюблю. Что меня еще захватывает, так это красота». Кроме красоты тут ничего и нет.

Замечательный спектакль!Ходила два раза и оба раза не могла сдержать слез!!!!

Трудно сказать, почему я не поставлю пять этому спектаклю... Наверное, как раз потому что он слишком хорош, можно сказать, идеально сделан. Он так идеален, что меня пробирает холод при одном воспоминании об этом образе мира, в котором ничего хорошего ни с кем и никогда уже не произойдет. Эта рациональная прибалтийская "сделанность" и безусловная, беспросветная выверенность - они меня пугают, честно.

Полностью согласен с предыдущеми отзывами. Добавить нечего.

Доцент 12.04.2010 Это была первая и пока единственная работа Туминаса, которую я видел. По-моему, великолепная постановка, никаких нареканий к спектаклю нет. Глубоко, душевно, талантливо.Браво.

05.04.2010 Классика! Потрясающая атмосфера, превосходные актерские работы! Спектакль на "отлично"!

Мне, как обывателю, который в театр попадает - из-за своей лени и прочих не очень объективных причин - нечасто, понравилось очень. Можно спорить по поводу концепции спектакля и отдельных режиссерских находок, но играют великолепно, зрелище завораживает, смотрится на одном дыхании. Рекомендую.

На "Золотой маске" восторжествовала похоть, которая оказалась в центре у Туминаса.

Отвратительно. Я очень люблю Чехова, «Дядю Ваню» знаю от корки до корки и этот спектакль очень ждал. Билеты, надо отметить, доставал с трудом, потому что популярность у постановки дикая. На открывающийся занавес смотрел затаив дыхание, искренне желая, чтобы спектакль мне понравился. Однако, как только я увидел Астрова, во мне начало смутно расти беспокойство. Беспокойство росло с каждой драматически растянутой и натужной репликой Астрова (обстановку разряжала только нянька Марина). Достигло своего апогея беспокойство, когда на сцену под загробную музыку промаршировали Серебряков, Елена и Соня. Соня, которая по пьесе должна быть практически ровесницей Елены, здесь выглядит лет на десять ее младше, отчего вся чеховская драма абсолютно извращается. Неудивительно, что Астров не отвечает взаимностью Соне, когда та выглядит такой девочкой-подростком. При этом, чем дальше в действие, тем выше поднимался градус сумасшествия. Елена выходит с обручем и садится чуть ли не на шпагат. Вокруг нее носятся Соня и Ваня, не зная, куда себя деть. Все происходящее казалось мне настолько отвратительным, что хотелось забиться в угол, зажмурить глаза и представить, что я нахожусь где угодно, только не на этом спектакле. Единственный проблеск света во всей этой вакханалии — Ваня, представленный Сергеем Маковецким, но даже его игры не хватило, чтобы спасти творящееся вокруг безумие. Я симпатизирую авангарду и пост-модернизму, мне нравятся стилизованные постановки, среди горячо любимых мной режиссеров Стивен Беркофф и Стэнли Кубрик, однако здесь был авангард ради авангарда, перверсия ради перверсии. Арт-мастурбация без всякого справедливого оправдания своего существования. Это был первый и, надеюсь, последний раз, когда я ушел из театра после первого действия. Свое время мне показалось дороже.

Как же много за столь короткий срок уже написано отзывов и мнений об этой работе с множеством нюансов и отклонений относительно оригинала. И это все говорит о несомненном успехе спектакля. Хочу добавить только то, что во время всего действия 9.04.11 в зале стояла буквально гробовая тишина, и можно было бы услышать писк комара. Игра всех и особенно Маковецкого, а также музыка обворожила зрителей, перенеся нас в события на сцене. По-моему, это бесспорное Событие в театральной жизни. Это Шедевр! Спасибо! Браво!