Был на спектакле 30.12.2017, рекомендую к просмотру.Произведения Платонова, особенно, касающиеся периода 1920-1930 годов наполнены специфичным авторским языком. В этом языке заключается и прелесть творчества Платонова, и его сложность, трудность восприятия.Для меня Платонов именно такой, неоднозначный автор. "Счастливая Москва" читается достаточно легко, много там характерных фразочек, которые к счастью звучат в спектакле. В этом его прелесть. Сценически все очень интересно решено. Высокий уровень актеров чувствуется вне всякого сомнения. Спасибо. Еще раз рекомендую.

Классный спектакль. Нелегкий платоновский текст здорово, легко обыгран. Спектакль получился юморной. Очень понравилось! Обязательно его посмотрю еще раз! Молодцы!

Получил огромное удовольствие!

Потрясающая игра всех актёров, спектакль передаёт дух того времени.

Довольно тяжелый спектакль. Хотя, мне все равно понравился! Актеры и атмосфера погрузили меня в старые времена - тяжелое время полное надежд и разочарований. Единственное, декорации были немного статичны и однообразны для меня.

Спектакль серьезный, заставляет думать. Даже не представляла, что платоновскую прозу можно так перенести на сцену. Все актеры играли на высшем уровне, и моя любимая Пегова, и Яна Сексте, и все-все. Очень сильно! Не рекомендую его тем, кто хочет "развлечься вечерком", в этом нет ничего плохого, но там не про развлечения, там про жизнь.

Большое спасибо актерам и режиссеру. Высокое качество. Шедевр, особенно на фоне большинства спектаклей в Москве. Заодно открыл для себя, что Платонов не просто "один из", но гений. Правда публика подкачала громкими комментариями. Не рекомендую этот спектакль гостям столицы и любителям спектаклей-балаганов.

Если ты такой умный, почему ты такой несчастный? Умение быть счастливым – главный урок, который преподаёт нам жизнь. А «Рассказ о счастливой Москве» Миндаугаса Карбаускиса по одноимённому произведению Андрея Платонова, напротив, – пособие о том, как делать не надо. Постановка на сцене подвальной Табакерки бедна на декорации, но это, с лихвой, перекрывается её замысловатостью. Театр Карбаускиса начинается с вешалки, так как основное действо разворачивается в гардеробе. Здесь одни герои сдают одежду, другие, забирают её, третьи звонко стучат номерками о стойку, пока в конечном счёте не останутся погребёнными под горкой чужих шинелей, каждая из которых – отдельная история жизни. Герои постановки – молодые люди, научившиеся жить по заданной идеологической траектории в столь же молодом государстве - СССР. Для них ориентирами познания служат точные науки, они знают, как сделать весы для измерения крошек хлеба, но не знают, как измерить собственные чувства. Оттого так сложно им понять и чужие горести. «Дорогой отдалённый друг. Соболезную, что у тебя умерла жена. Но не отчаивайся. Приезжай к нам в Советский Союз, чтобы жить счастливо и строить социализм…» Карикатурное изображение целого поколения, выросшего на заветах Ленина, Сталина и других идеологов времени, показывает насколько люди, строившие мировой социализм, не могли построить свою личную жизнь. В центре постановки девушка по имени Москва. Сирота народная без всякого жизненного опыта начинает свой самостоятельный путь с открытым забралом. Она не должна принадлежать никому. В череде отношений, вполне подразумевающих, что в Советском Союзе секс еще есть, она, как мотылёк прыгает из койки в койку, от одной влюблённости к другой. Где-то ей мешает отсутствие смелости, где-то затуманенные идеологией амбиции, где-то собственно сиротское восприятие жизни: брать, но не давать. Персонаж Ирины Пеговой, в конечном счёте, теряет былой задор. Момент, когда происходит перелом, режиссёр не показывает. Она снова появляется перед зрителями из горки шинелей, с деревянной ногой, растрёпанная, с хрипящим голосом, в доме вневойсковика Комягина, которого изначально осуждала за антисоциальный образ жизни. Однако всё это лишь внешние атрибуты глубокого внутреннего слома. Она больше не та увлечённая, лёгко идущая по жизни девочка. Она – потерянная душа, которую тщетно ищут в пустом кишечнике мёртвой женщины хирург Самбикин и механик Сарториус. Следующий этап её развития – кал. К слову, комичные рассуждения о природе и месте души человеческой отражают не столько туманные представления об устройстве человека, сколько дуальность восприятия духовно-материального мира. Монолог Москвы «Я хочу быть счастливой» - это крик души человека, который потерял себя, свою любовь и надежду на лучшее. Это символ утраченного времени и возможностей. Безысходность. Однако режиссёр не ставит точку на минорной ноте. В противовес главной героине показаны искания механика Сарториуса (Иван Шибанов), который решает начать всё сначала. Он покупает новый паспорт, меняет профессию и переезжает. Его попытка построить новую ячейку общества с женщиной, которую бросил муж, - это шанс на искупление главного греха в жизни человека – неумения стать счастливым. И пусть открытый финал показывает, что судьба бывшего механика Сарториуса простой не будет, главный урок он всё-таки выучил, взяв на себя ответственность за себя и других.

Спектакль - как раз для тех, кто потом впервые соблаговолит заглянуть в платоновский текст, и, найдя его занудным, закроет, не дочитав, довольный, как со скидкой, всего-то меньше чем за два часа, да ещё погоготав, потребил. Да уж, если лень продираться сквозь эту прозу, уникальную, всегда то ли от задавленной самоиронии, то ли от избыточного чистосердечия корявую, страшную, неуютную, - вам сюда, из-под бедненького, нависающего потолка глазеть на действо вперемешку с кашлем от пыли удушливого зальчика и непременными рингтонами - несмотря на вахтёрски-инструкторские "таквыключаемтелефоныподходимпокупаемафишку" от нарядной распорядительницы, что до трети сценического времени будет вводить и переупаковывать припозднившихся помимо и поверх вас. Но если признать, что Андрей Платонов - абсолютный уникум, неповторимый художник, которому одному, может быть, удалось в словесности сотворить то же, что в пространстве осуществил диковатый и завораживающий, перетекая в жестокий фанатизм раннего ардеко, конструктивизм, - то все эти выдумки, давно затисканные алые рубахи, навязчиво то вкручиваемые, то выкручиваемые, подчас ещё и с бонусом прикольной пантомимы электрические лампочки, азартный перестук номерков от (какого-то туманно обобществляющего жизнь? - нет, это перебирает на свой страх и риск одинокая зрительская интуиция) гардероба, шинели (которые вовсе не имелось в виду приписать, конечно, например, расстрелянным, хотя можно было бы...), эта совсем вздорная деревяшка пристяжной ноги, тривиальны и жалки по сравнению с исходным материалом. Чтобы уместить события в стереоочках какой-то зощенковской цепочки романчиков, из них решают выкинуть всё, что не клеится к "дому два" про любвеобильную детдомовку, в том числе восхитительный, красноречивый и полисемичный эпизод с воспламенившимся парашютом, без которого, вообще говоря, в сюжете сразу многое непонятно (но и не нужно, если можно поржать, как это в постели сразу наступает коммунизм). Кое-где куски угловатой прозы, где всякое предложение - шедевр вдохновенного языкового искривления, лепятся постыдной скороговоркой. А между этим и тем, колеблясь между отлаженной задушевностью и неуверенным стёбом, актёры по-проторенному разделываются с прозаическим произведением, длинно его зачитывая то так, то эдак. И дело даже в не в том, что у автора нет позиции по перелагаемому в серии довольно-таки стандартных механистичных экзерсисов. Просто, по-моему, ставить так скучно, плоско, бедно авангардную прозу нельзя. Она для этого сама в себе слишком хороша.

Один раз можно посмотреть.