Сорок минут мы выдержали

Омерзительный спектакль. Каждое действие актеров на сцене вызывает отвращение, противные голоса, звуки. Современный спектакль? Это дичь! Я из тех, кто не досидел даже до антракта. Почитав несколько хороших отзывов тут, купила билеты, и очень зря.

Отвратительный спектакль ! Непонятно откуда берутся положительные отзывы у людей ! Были на спектакле 01 марта ! Мало того что мы вышли после первого часа спектакля , так помимо нас ещё было куча людей которые сделали точно так же ! И судя по взглядам работников театра , встречавших зрителей уходящих со спектакль раньше положенного , оно этому абсолютно не удивлены ! Отвратительная игра актёров , никакой смысловой нагрузки ! Персонажи очень странные ! Отвратительно настроение после такого представления ! Жуть !

Если вам все надоело, и хочется почувствовать себя в на месте людей,употребляющих тяжёлые наркотики, то вам на этот спектакль... Сюжет и разговоры актёров из области сюра, в любом бреде,конечно,можно найти смысл, люди толкают самые безсвязные сны,но тогда стоит быть готовым идти именно на такое действие. Вот пару примеров из спектакля.. Женщина женщине стреляет из пистолета в рот,много раз, потом они вместе трясутся,бегают по сцене и все актёры рядом тоже трясутся,изображая ломку наркомана. Мужчина одетый, в женщину, в платье и макияже мечтает о других мужчинах. Приходит человек в белом халате и говорит ,что это не они ,все снова трясутся и гаснет свет. Кому такое нравится,приятного просмотра,но организаторам нужно предупреждать,что это действо крайне нетрадиционно и может не понравится тем,кто не готов постигать смысл в глубинах больного сознания

Уж лучше старая-добрая классика, чем чьи-то «dreams».

Классика: умопомешательство, секс и убийства Если у вас есть навязчивые идеи, то этот спектакль создан для вас! Вы увидите в нем все, что рисует вам ваше больное воображение.

Классика: умопомешательство, секс и убийства

После просмотра этого бреда вспоминается рассказ Аркадия Аверченко" Ихневмоны" - " - Вы серьезно писали эту рецензию? - спросил меня редактор, прочтя исписанные листки. - Конечно. Все, что я мог написать. - Какой вздор! Разве так можно трактовать произведения искусства? Будто вы о крашеных полах пишете или о новом рисуночке ситца в мануфактурном магазине... Разве можно, говоря о картине, указать на какой-то кармин и потом сразу начать расхваливать вентиляцию и отопление той комнаты, где висит картина... Разве можно бессмысленно, бесцельно восхищаться какими-то голубыми квадратиками, не указывая - что это за квадратики? Для какой они цели? Нельзя так, голубчик!.. Придется послать кого-нибудь другого. При нашем разговоре с редактором присутствовал неизвестный молодой человек, с цилиндром на коленях и громадной хризантемой в петлице сюртука. Кажется, он принес стихи. - Это по поводу выставки "Ихневмона"? - спросил он. - Это трудно - написать о выставке "Ихневмона". Я могу написать о выставке "Ихневмона". - Пожалуйста! - криво улыбнулся я. - Поезжайте. Вот вам редакционный билет. - Да мне и не нужно никакого билета. Я тут у вас сейчас и напишу. Дайте-ка мне вашу рецензию... Она, правда, никуда не годится, но в ней есть одно высокое качество - перечислено несколько имен. Это то, что мне нужно. Благодарю вас. Он сел за стол и стал писать быстро-быстро. - Ну вот, готово. Слушайте: "Выставка "Ихневмон". В ироническом городе давно уже молятся только старушечья привычка да художественное суеверие, которое жмурится за версту от пропасти. Стулов, со свойственной ему дерзостью большого таланта, подошел к головокружительной бездне возможностей и заглянул в нее. Что такое его хитро-манерный, ускользающе-дающийся, жуткий своей примитивностью "Весенний листопад"? Стулов ушел от Гогена, но его не манит и Зулоага. Ему больше по сердцу мягкий серебристый Манэ, но он не служит и ему литургии. Стулов одиноко говорит свое тихое, полузабытое слово: жизнь. Заинтересовывает Булюбеев... Он всегда берет высокую ноту, всегда остро подходит к заданию, но в этой остроте есть своя бархатистость, и краски его, погашенные размеренностью общего темпа, становятся приемлемыми и милыми. В Булюбееве не чувствуется тех изысканных и несколько тревожных ассонансов, к которым в последнее время нередко прибегают нервные порывистые Моавитов и Колыбянский. Моавитов, правда, еще притаился, еще выжидает, но Колыбянский уже хочет развернуться, он уже пугает возможностью возрождения культа Биллитис, в ее первоначальном цветении. Примитивный по синему пятну "Легковой извозчик" тем не менее показывает в Бурдисе творца, проникающего в городскую околдованность и шепчущего ей свою напевную, одному ему известную, прозрачную, без намеков сказку..." Молодой человек прочел вслух свою рецензию и скромно сказал: - Видите... Здесь ничего нет особенного. Нужно только уметь. Редактор, уткнувшись в бумагу, писал для молодого господина записку на аванс. Я попрощался с ними обоими и устало сказал: - От Гогена мы ушли и к Зулоаге не пристали... Прощайте! Кланяйтесь от меня притаившемуся Моавитову, пожмите руку Бурдису и поцелуйте легкового извозчика, шепчущего прозрачную сказку городской околдованности. И передайте Булюбееву, что, если он будет менее остро подходить к бархатистому заданию - для него и для его престарелых родителей будет лучше." когда ты совершенно бездарный режесер с раздутым самомнением- хочется сказать - если ты не уммешь нарисовать лошадку, обычную лошадку- а берешься за большие картины. Отвратительный спектакль, очень жаль времени и денег. к искусству не имеет отношение.

2 в 1 - кино в театре. Игра актёров, операторская и режиссёрская работа на высоте! Каждый кадр точно кинематографичеки выставлен. Хороший звуковой ряд. Ничего подобного ранее не видел. Спасибо создателям.

К этому невозможно подготовится, да пожалуй и не нужно. Надо просто позволить себе смотреть и слушать. И вышедшая ещё до антракта часть зрителей только подтверждает, что в Санкт-Петербурге живо новое и интересное