Спектакль слишком затянут, много повторяющийся сцен и действий. Некоторые сцены недоработаны, так например, сцена в игру на картах. После Ульянова в фильме Бег, в спектакле это просто ни о чем

Претенциозная чушь. Ушли с первого акта. Так высасывать театр из пальца это, конечно, своего рода искусство, но для весьма узкой аудитории

После представления можно тронуться умом. Наркоманская постановка, полнейший арт-хаус. Мало Булгакова, много Бутусова. Нам не понравилось. Все 4 часа полнейшего выноса мозга и догадок, "а что это было?!". Игра неплохая, но..мы не ценители подобного искусства.

Интересно. Актеры молодые, играют хорошо. Особенно запомнился Добронравов в роли Хлудова. Первый сон - это нечто. Напоминает наркоманский trip, назойливым фоном которого является звуковое сопровождение, насыщенное чрезвычайно низкими частотами. Если спектакль будет идти часто, они развалят здание театра этими низкочастотными вибрациями. Потом становится легче (и понятнее). Но в целом, эту белогвардейскую публику почему-то не жалко. Когда 15 лет ездишь из Троицка в центр вечно серого городана работу, теряя 4 часа жизни в день на пробки, стенания про то, что жизнь в Стамбуле невыносима не цепляют.

Безумно талантливый, но тяжелый, просто выматывающий театр.

Очень интересно поставлено. За 4 часа не надоест.

Восторг- постановкой, игрой актеров, которые именно в этом спектакле открываются новыми гранями. Но к сожалению, далеко не все поймут его. Потерпите- первый сон сложен для восприятия, потом все будет по нарастающей!!!!

Этот спектакль - что-то за гранью и на пределе. На пределе актерских возможностей. За гранью рационального понимания зрителями. Это одновременно что-то очень глубоко личное и остро социальное. За прошедший год я смотрела спектакль 4 раза, и вряд ли что-то удержит меня от повторных просмотров. Мурашки, учащенное сердцебиение от музыки и стихов, желание дарить каждый спектакль охапки цветов актерам за колоссальную работу. Да, спектакль сложный. Да, не нужно ждать, что режиссер преподнесёт сюжет на блюдечке с голубой каемочкой. Спектакль похож на тяжелые, мутные сны. Хочешь проснуться, но не можешь. Они ведут тебя дальше за собой. Весь спектакль нужно быть внимательным к деталям и перестать сравнивать с советским фильмом. Кто-то не выдерживает и уходит. До сих пор (хотя уже только ленивый не сказал о том, что Юрий Бутусов - это режиссер не для каждого) есть люди, которые уходят, даже не дождавшись антракта. Мой совет - обязательно досматривать до конца. Во втором акте монолог Чарноты в исполнении Артура Иванова - это такой важный акцент и поставленное многоточие. И финал. Он одновременно красивый и трагичный. Под стихи Бродского. Под падающий снег.

Спектакль не понравился вообще. Ушли после антракта. Время, выброшенное из жизни. То, что происходит на сцене - не театр, не искусство, а издевательство над зрителем и актёрами. Не советую. Как человек, который очень любит настоящий театр, не советую ни за что!!!

Записки дилетанта. № 42. Театр Вахтангова. Бег (Михаил Булгаков). Режиссёр Юрий Бутусов. «Да ниспошлет нам всем господь силы и разум пережить русское лихолетье!». 8 кошмарных снов Юрия Бутусова. Пьесу «Бег» Михаил Булгаков написал в 1927 году. Вот какую характеристику произведению дал сам Сталин: «Бег» есть проявление попытки вызвать жалость, если не симпатию, к некоторым слоям антисоветской эмигрантщины». Соответственно, опубликована она была лишь 35 лет спустя, а впервые поставлена на театральной сцене только в 1980 году и особой популярностью у режиссёров так и не пользовалась. Спектакль, как это принято у Юрия Бутусова идёт 3 ч. 50 мин., но это тот случай и тот режиссёр, когда хочешь, чтобы "лето не кончалось". Автор рассказывает историю «побега» или «бега» белогвардейцев и сочувствующих им из России в годы гражданской войны. Персонажи имеют реальных прототипов (Хлудов, Чарнота, Африкан, Главнокомандующий, Люська). Героев постепенно «вытесняет» всё дальше и дальше прочь к границам страны – действие или восемь «снов» происходит последовательно сначала в Северной Таврии (Север Крыма), далее в Крыму, а кончается уже в Константинополе (с «визитом» некоторых героев в Париж). Ситуация складываются для них трагически - общество расколото, прошлая жизнь перечёркнута, каждый день тебя могут убить. В таких критических условиях, когда находишься «на грани», доведён до предела, лишён дома, имущества, разорён, истощён и морально и физически, приходится «выворачиваться наизнанку» чтобы выжить. Сбрасываются все маски, обнажается самая суть. Порядочным людям оказывается труднее противостоять подлым обстоятельствам, вписываться в них. Проходимцы же, как водится, оказываются наиболее живучими и приспособляемыми к любой беде. В ком-то ломается нравственный стержень, другой остаётся неколебим несмотря ни на что, а у третьего внутри уже всё сломано давно. В итоге судьба рассчитывается со всеми по-разному: лишает или наоборот, одаривает деньгами, кого-то забывает, у иного выход остаётся только в самоубийстве; тех, кто долго шёл друг навстречу друг другу награждает вымученной, но счастливой любовью. Юрий Бутусов – режиссёр контрастов и сложных тем, часто связанных с проблемами выбора пути. Мощные экзистенциальные разломы, когда против человека восстаёт весь мир, когда приходится поступать вопреки предательским обстоятельствам – благодатная почва для режиссёрских дерзаний. Булгаков описывает восемь «снов» и Бутусов, понимая их почти буквально и воплощает на сцене восемь тяжёлых, кошмарных и полубредовых сновидений, «снящихся» разным персонажам, похожим скорее на свои собственные искажённые тени. Они то просыпаются, то снова впадают в «кому». Авторская визуализация «снов», воспалённых и болезненных, наполнена образами из оголённого подсознания, это главный режиссёрский приём спектакля. Мрачные декорации под стать содержанию – в половине сцен сцена наглухо закрыта железным занавесом, а лучшие 16 мест в партере занимают чучела повешенных солдат с мешками на головах. Слева на стене висит чёрный флаг, справа барабан. Далее начинаются восемь горячечных «снов». И если в первой части спектакля логика режиссёра улавливается вполне, то во второй угнаться за полётом фантазии становится всё труднее, нагромождение символов становится сложнее, запутаннее. Сон первый снится загримированной под Пьеро и одетой в чёрное Серафиме. Именно в её воспалённом тифом сознании проносятся обрывки диалогов, фраз, крики отчаяния: «Белые!... В двуколку её!... Да у вас жар!». Раздаётся грохот, скрёжет. Вокруг снуют какие-то люди, бесконечно подносящие воду в стакане; рука, держащая стакан, безжалостно трясётся, расплёскивая воду. В висках оглушительно пульсирует стук сердца под плотные, громкие, устрашающие звуки. Течение времени изменяется. Тревога и страх в мрачной атмосфере ожидания и неопределённости и непонятности нарастают; драматический эффект усиливается до пика, почти до ощутимого ужаса. Это визуализация затуманенного сознания, галлюцинаций, бредовых образов. Болезненная реальность разорвана, обессмыслена. Вот, появляется Смерть… и проходит мимо. Серафима падает со стула так и не приходя в сознание. Спектакль с первых же минут производит такое сильное впечатление, что писать про режиссёра хочется не меньше, чем про автора пьесы. С самого начала спектакля Бутусов идёт «во все тяжкие», пуская в ход весь свой инфернальный арсенал: рваное, нелинейное повествование, нашпигованное внезапными, парадоксальными интерлюдиями; смена темпа от стремительной суетливой беготни до неожиданных смысловых пауз, когда за десять минут не произносят ни слова; многочисленные повторы одного и того же действия, но с вариациями; желание напугать, шокировать – чего стоит гипнотически жуткий образ Смерти из фильма ужасов в виде медленно проплывающей девушки с неестественно вывернутыми назад руками, у которой не видно лица, с мерно качающимся подолом белого платья, похожего на раскачивающийся (поминальный) колокол или же когда один из «повешенных» с мешком на голове, рассаженных в первом ряду внезапно оживает и встаёт; одни и те же актёры, играющие по несколько ролей; буквальность, когда события в прямом смысле калечат Хлудова и он становится меньше ростом, горбится и с трудом волочит неестественно вывернутые ноги, за которым тащится «груз воспоминаний» в виде привязанной красной табуретки или же «проваливающийся» по тексту Африкан, проваливающийся в прямом смысле в зрительный зал; изображение ужасного в виде комического, когда страшная раскалённая игла, напугавшая и заставившая Голубкова написать донос на Серафиму выглядит не то что не страшной, а нелепой в руках кривляющегося Скунского; контрасты, когда трагическое вдруг прерывается появлением женского квартета, бойко исполняющего американский шлягер середины прошлого века или же когда Хлудов в полной тишине расставляя перевёрнутую мебель начинает уморительно смешно бормотать всякую чепуху себе под нос, а уставшие от напряжения зрители с удовольствием смеются и расслабляются и наступает эмоциональная разрядка, все понимают, что это трюк, но приятный; особая композиция, взятая на вооружение из живописи, в которой на фоне глубокого мрака располагаются подсвеченные актёры, напоминающая картины Рембрандта, использующего тёмный грунт; цветовые акценты, замечаемые то тут, то там, особенно в гардеробе (преимущественно красного цвета); отсутствие «красивых» декораций и их второстепенность, вспомогательная роль, которые в основном, чёрт знает из чего состоят; «метаморфозы», когда Хлудов превращается, словно у Кафки, в быстро сучащего мелким лапками таракана, участвующего в тараканьих бегах, в остервенелых движениях которого угадывается безысходность и горечь от проигрыша последних денег; использование любимой режиссёром современной музыки и песен (Океан Эльзи, «Чёрный ворон», «Я остаюсь» Крупский сотоварищи), чтение книг (Библия, Книга Исход) и стихов (Иосиф Бродский, Владимир Маяковский, Сергей Довлатов). К слову, композиция «Я остаюсь» оглушительно прозвучала целиком, от начала до конца, под эмоциональный танцевальный аккомпанемент Артура Иванова играющего генерала Чарноту, в которой можно угадать ответ режиссёра на вопрос, который обязательно зададут. Сама необычность подачи материала говорит о применении методов Брехтовского «эпического театра» так любимого Бутусовым - методов отчуждения и дистанцирования. Режиссёр нередко оставляет включённым свет в зале; помещает актёров в зрительный зал или заставляет появляться из ложи; произносятся монологи, обращённые в сторону зрителей, но звучащие отстранённо, «в никуда»; происходят «передёргивания» - всё это заставляет зрителей взглянуть на происходящее иначе, с изнанки и не оставляет шанса ни заскучать, ни опомниться. В очередной раз Юрий Бутусов эпатировал, пробил брешь в сознании, выпотрошил, опустошил эмоционально, шокировал, профессионально и талантливо играя на неведомых струнах, трогая до глубины души, переворачивая всё внутри… Как же это прекрасно! Как и в случае с «Чайкой» (с которой, правда, не разобравшись, поначалу хотелось убежать, но после лихорадочного чтения рецензий в антракте: «что здесь вообще происходит?!» всё встало на свои места), к концу спектакля выкристаллизовалось понимание, что на сцене случилось нечто выдающееся, то что хочешь увидеть и пережить снова.