Зрители, ожидающие классической постановки Маленьких трагедий - вам туда не надо! Это спектакль фантасмагория, с массой режиссерских придумок, отличной игрой актеров, интересной сценографией. Удивительно, как Пушкин актуален и в наши дни. Браво Кириллу Серебренникову, по истине свободному художнику!

Оригинально, высокохудожественно, несколько затянуто

Классический серебренниковский спектакль – с узнаваемыми, но не приевшимися приемами, акцентами и смыслами. Чрезвычайно органичен Кукушкин в эпизоде Каменного гостя – специфический, на мой взгляд актер, которого не каждый режиссер сумел бы правильно «использовать», а у Серебренникова он всегда к месту. Очень сильный эпилог.

Спектакль крут, хоть и выглядит в первом акте (про Моцарта/Сальери) немного недоделанным... зато потом, начиная со скупого рыцаря - всё становится хорошо! Особенно впечатлил финал из психбольницы, с концертом ритмичной зажигательной музыки!

РУССКОЕ ИГРИСТОЕ Просмотр спектакля «Маленькие трагедии» в Гоголь-центре от 12.12.2017 «Ай, да Семеныч! Ай да сукин сын!» – думаю, так бы воскликнул Пушкин, посмотрев «Маленькие трагедии» в Гоголь-центре, премьера которых состоялась в сентябре 2017 года, в канун очередной осени в селе Болдино, где поэт находился безвыездно, практически под домашним арестом, в связи с эпидемией холеры. Там, от нечего делать, его буквально прорвало, и он выдавал один шедевр за другим, и «Маленькие трагедии» тоже. А и правда: вот связался Кирилл Семенович с Александром Сергеевичем и как получилось – и свежо, и складно, и с параллелями, и с аллюзиями. Пушкин – наше все! С пушкинским текстом можно и шалить и баловаться сколько угодно, не испортишь. Вот только подобная трансформация невероятным образом отражается на судьбе затейника, что вопрос один – стоит ли овчинка выделки? Подозревая это, Серебренников поосторожничал. Не стал к Александру Сергеевичу примешивать кого-либо еще, но по традиции постмодернизма решил поженить Пушкина с самим Пушкиным, разбавив «Трагедии» лирикой и непотребными виршами поэта. Маэстро Серебренников выступил в роли не только режиссера, но и художника-декоратора и художника-костюмера. В результате – яркое «моралите» на злобу дня. Начало «Трагедий» получилось немного банальным – в зал, под звон рынды, медленно запускают толпу и она может наблюдать декорацию из гипсокартона, изображающую внутренности провинциального вокзала с витриной буфета, со столиками на высоких ногах и железными креслами зала ожидания. Прием не новый, но не будем придираться, назовем это – «индивидуальный почерк режиссера». Зритель рассаживается, музыка нагнетается. Начнут с «Пророка», предсказуемо, но действенно, подумал я и не ошибся. Один из пассажиров начинает снимать одежду, оставаясь в трусах телесного цвета, этим он видимо обнажает свою небесную сущность – в нем мы должны распознать шестикрылого Серафима (Евгений Романцов). Серафим поражает не столько крыльями, сколько ногами. У Романцова роскошные ноги футболиста. Благодаря им, он делает стремительный прыжок на спинки сидений и выхватывает одного из ожидающих – Поэта (Филипп Авдеев), бросает его на стену вокзала, где тот беспомощно повисает (эффектный трюк с двумя выдвижными штангами) и заодно вырывает ему язык. Язык падает на подмостки, весь такой кровавый, на стенах высвечиваются строки Пушкина. Слова, с помощью проектора, материализуются в пространстве и вырастают до огромного размера глагола: «ЖГИ». Тут Серафим исчезает, на его месте оказывается репер Хаски, и они с Авдеевым начинают жечь. Я в репе не силен, слов не разобрал, но, наверное, исполняют что-то наболевшее и социальное, типа: зарплаты в театре маленькие, квартир не дают, в фильмах не снимают, непруха, а мы тоже хотим стать народными, жги, жги. И все в таком духе. Вдоволь наоравшись, Поэт в изнеможении падает на кусок поролона, и, накрывшись вторым таким же, затихает, из-под поролона торчат только покрытые непонятными пятнами голые ноги гения. На сцене появляется унитаз и Сальери (Никита Кукушкин). Цвета одежды Сальери сродни содержимому унитаза – оттенки коричневого, но сам образ композитора положителен и благороден. Он вытаскивает ложе, на котором покоится Моцарт (Филипп Авдеев) на авансцену, ставит ему очищающую капельницу, поливает его, стоящего на четвереньках, из душевой лейки, меняет ему мокрые трусики на сухие, демонстрируя публике упругие ягодицы Моцарта. Прям – отец родной. «Вот и мне бы обрести такого друга» – мечтаю я, но тут обнаруживается гнусная мотивация Сальери. В сцене очищения желудка Моцарта над унитазом, композитор-злодей так близко пристраивается к тем самым ягодицам, за которыми столь трепетно ухаживал ранее, что становится страшно и за девственность гения музыки и за самого Филиппа Авдеева, а ну как надругается бесталанный Сальери, над молодым дарованием. Но и сам Моцарт оказывается «штучкой еще той» – не успев придти в себя от безмерного предавания порокам, он начинает неприлично трясти гениталиями перед самым носом товарища. Тут еще появляется скрипач-разлучник. Сальери, понимая, что Моцарта ему не заполучить, решает его отравить. Травит не сразу, сначала оценивает все музыкальное наследие композитора, перебирая винил с записями, затем в наушниках прослушивает реквием, делает несколько акробатических па, а уж потом берется за флакон с ядом. Кукушкин, далек до психологического осознания глубины переживаний Сальери, создавая образ, предпочитает держаться за физическое действие, его Сальери изначально запрограммирован убить Моцарта. Авдеев как всегда выдает огромный градус актерской энергии, и, этой энергией он безжалостно уничтожает своего Моцарта, лепя из него монстра порока. Мораль: большинство гениев порочны, и хорошо, если при обыске в их квартире найдут только пакет с травкой, а не многочисленные платежки и фото с обнаженными мальчиками. Если уж не травить, то сажать их надо непременно. А Сальери – не убийца, просто скромный поборник нравственности. Второй акт обнажает нам заднюю часть декорации – настил с большим углом подъема, этакую дорогу в неизвестность. Действие «Скупого рыцаря» переносится в конюшни команды мотогонщиков. Профессиональный спортсмен Альбер (Георгий Кудренко) крайне стеснен в деньгах. Имея богатого отца (Алексей Агронович) и презирая кредитную банковскую систему, решает пожаловаться на свою несчастную долю Герцогу (Евгений Романцов). Не найдя в душе предка сочувствия и наспех сколотив шайку, состоящую из себя, Герцога и своего механика Ивана (Семен Штейнберг), они врываются в дом отца, таская в руках диодную табличку «СОВЕСТЬ», но, обыскав жилище, находят там только бухгалтерские талмуды. Оживший отец тоже не дремлет, и подстраивает, всем троим, автокатастрофу. После того как сын взлетает в небеса, читает монолог скупого рыцаря (блестящая режиссерская находка – перенести монолог из начала в конец) на фоне отрывающихся люков сцены изображающих дверцы банковских ячеек. Игра Кудренко неплоха, но весьма специфична: его главная проблема в том, что он из роли в роль экстраполирует один образ – несчастного ослика ИА, потерявшего хвост (кроме Машины Мюллер, там Кудренко изображает ослика с «хвостом»). Романцов чуден и в роли Герцога, ему очень идет белый спортивный костюм. Его герцог – пример молодого баловня судьбы, благодаря протекции занявшего должностной пост, не разбирающегося ни в чем, но готовый судить обо всем. Агронович весьма недурно декламирует пушкинскую поэзию. Мораль: деньги в современном мире превыше всего и даже смерти, и только дурак не воспользуется возможностью прихватить все, что плохо лежит. А худрук, как известно, не дурак, а стопроцентный гений. Тут наступает кульминация – скабрезные стихи Александра Сергеевича в исполнении Кукушкина с огромным черным фаллосом на лбу. До этой роли артист Кукушкин дорос вполне. По цвету фаллоса понимаешь, что это совсем и не Кукушкин, а сам Пушкин, а фаллос –это лезущая из всех щелей поэта неудержимая любовь к женщине – «чистейшей прелести чистейший образец». Мораль: ну какая тут может быть мораль? Жизнь художника – сплошная аморалка. «Каменный гость» – подается как иллюстрация столкновения восточной и западной цивилизаций. Или присутствия России в Сирии. Или с учетом того, что на роль Дон Гуана назначен Семен Штейнберг – места и роли государства Израиль на Ближнем Востоке. Дон Гуан в исполнении Штейнберга действительно хорош, первое появление Гуана – в плаще, с дорожным чемоданом на колесах, поза, принимаемая актером, – все показывает бурю внутренних желаний покорения всего и всех. Гуан Штейнберга, это не мускулистый мачо, а хитрый расчетливый делец. Но не он становится героем интермедии. «Каменный Гость» –бенефис Виктории Исаковой (Донна Анна, Лаура). К слову сказать, в «Госте» присутствуют две Анны – молодая и пожилая (Светлана Брагарник). Недоработочка. Зачем две? Нужно было вывести на сцену весь женский состав ГЦ в хиджабах. И актрисам дали бы подзаработать и сцена получилось бы еще та! Но меня Исакова покорила не исполнением Донны Анны, хотя в это роли она точна и грациозна, а своей Лаурой. Ее Лаура – героиня молодежных реалити-шоу с Чупа Чупсом во рту. Безголосая поп-звезда (Серебренников не вложил в уста Лауры даже песню, оставив ей только пушкинскую ремарку – «поет» и, расцветив эту сцену блестками на одежде и экране), без единой мысли в голове, без минимального прогноза завтрашнего дня, желающей получить все здесь и сейчас. Мораль: Грядет исламизация Европы. Единственное спасение, если оно только возможно, это – российские женщины, которые до того интернациональны, что не делят мужчин по расовому и религиозному признакам, а любят их, какими они есть. И чей бы бычок не был, теленочек все равно будет наш. Последняя трагедия «Пир во время чумы» – разворачивается в доме престарелых, а точнее в доме творчества для пожилых актеров, где несмотря на возраст контингента, витает дух соперничества. Не могу сказать, что все это трогает, скорее, трогает это худрука ГЦ (видно достали его – легенды театра им. Гоголя) или собственная семейная трагедия. Но в эстетический восторг меня привели ножки Луизы (Ольга Науменко). Какой красоты и выразительности оказались эти ножки! Создалась полная иллюзия танца под фонограмму «Марицы», хотя актриса не вставала с кресла. Поразительно! Настил с большим углом подъема, также выступил полноправным участником спектакля – на нем лишаются жизни герои «Скупого рыцаря», по нему уводят в небытие престарелых актеров санитары (Виктория Исакова, Евгений Романцов), одетые почему-то по моде 80-х. Мораль: все там будем, рано или поздно с амбициями или без, с деньгами или без них. Как для Райнера Вейнера Фасбиндера, Ханна Шигулла была всего лишь телом, так для меня Кирилл Серебренников режиссер форм. Его формы: минималистичны, наполнены, многогранны, по бытовому современны. Именно формы в постановках Серебренникова рождают в головах зрителя иллюзию смыслов. Единственный вопрос: стоит ли искать черную кошку в темной комнате, если ее там нет? Или просто, плюнуть на все эти жизненные катаклизмы, моральные реминисценции, темные мысли и насладиться происходящим действием, его неожиданными ходами, режиссерской фантазией, молодой актерской энергией, обнаженными телами, завлекательными ножками, а после просмотра спектакля, как завещал нам Александр Сергеевич: откупорить шампанского бутылку иль перечесть «Женитьбу Фигаро». Клим Галёров

Ходил на этот спектакль в третий раз, и всё не могу им насытиться. Поразительный, смелый, новый, удивительный. Отдельные недостатки - затянутость "Пира во время чумы", намеренно нечёткая дикция в некоторых местах, не влияют на впечатление. Смело рекомендую тем, кто ищет нового. Лучше перечитать (или впервые прочитать) "Маленькие трагедии перед спектаклем.

Как не понять намерение Сольери , когда пред ним рождается нечто большее, чем он , из какой-то .. не деревяшки даже, не сора, а просто грязи..? Уничтожить, запретить, а то ведь натворит !!! Конечно, то, что может натворить этот гениальный режиссёр, должно вызывать обоснованный страх и объясняет злодейство, совершаемое на наших глазах ! Невероятная, неуемная, чрезмерная, почти невыносимая творческая энергия создателя этого спектакля, экспериментирующего с пространством, светом, со звуком и отсутствием его, с текстом, словом, буквой, фонемой и немотой, использующего цитаты и аллюзии, доступные всем и каждому на его уровне, вовлекшего в Баттл кино и цирк, и тв, и сети, и наше все - она непобедима.

Спектакль не по Пушкину, а по Серебренникову! Все его личные переживания, чувства и ощущения во всех сферах его личной жизни пропущены якобы через Пушкина! Спектакль нужно было назвать - Трагедии Серебренникова! На настоящий день все очень сыро, затянуто и не доработано) Сказывается домашний режим и отсутствие возможности работы с командой. Излишен натурализм и перебор обнажения тела, видимо в погоне за скудностью мысли зрителя. В целом малосмотрительно на настоящий день!

Я в восторге! Как и от большинства постановок Гоголь-центра. Перед походом перечитала произведение, чтобы освежить в памяти цитаты, мысли, но это было необязательно- во время спектакля важные отрывки проецировались на сцене. Я даже представить не могла, что так можно показать трагедии Пушкина. Современно, эффектно, до глубины души!

Было безумно приятно переживать все эти эмоции, рекомендую абсолютно всем к просмотру! После первых минут спектакля погружаешься в некую параллельную реальность, после чего перестает существовать было или будет, есть и нет... Обожаю Гогольцентр именно за это!