Интересный, интеллектуальный спектакль.

Пьеса на любителя. Сложная форма и медленное повествование делает спектакль порой нудным и затянутым.

Крепкая - качественная и пикантная, выдержанная и какая-то коренастая в своей театральной устойчивости пьеса поставлена в театре недурно. 3/4 времени выдержан запал, вкус и стиль (до первого слова "говно" и замызганной футболки одного из героев). Рамы "выхода в сад" - крепкие, деревянные, созвучные пьесе - призваны создать атмосферу "старинного английского поместья", но до конца выдержать взятую автором пьесы планку не удалось. Возрастной разбег исполнителей сбивает с толку и мешает восприятию пьесы. Сбитыми с толку кажутся актеры - такое ощущение, что они не понимают своих персонажей, играют какую-то "рамку" - это касалось Хлои, Валентайна, Эзры - да доброй половины актеров.Пьеса и так постмодернистская, для зрителя там припасено немало недоумения. И да - пока у вас есть Данил Лавренов, срочно ставьте много Пушкина - его даже гримировать не надо, очень удобно! И вообще, молодежь актерская в этом спектакле мне понравилась!

Очень интересный, но долгий спектакль.

Все самопроизвольные процессы в природе идут с увеличением энтропии (меры хаотичности, неупорядоченности системы). Невозможно перевести тепло от более холодной системы к более горячей. Второе начало термодинамики. Неопровержимые законы физики, которые отчаянно пытаются опровергнуть на сцене двое. Томасина и Септимус. Ученица-подросток и немногим старший ее учитель. Штудирующий с нею, тринадцатилетней, варианты решения нерешаемой теоремы Ферма и варианты размешивания варенья в рисовом пудинге, физические законы о теплообмене твердых тел и жизненные законы о теплообмене тел живых. Двое живущих и любящих – никогда не узнавших (даже в объединяющем всех финале спектакля) о том, что станут по прошествии века лишь объектами изысканий и жертвами неумеренной фантазии нескольких сомнительных ученых. На сцене два временных периода, два века – и насколько же органичнее чувствуется именно тот, старинный. Куда врываются со своей современностью нежданные гости. Разрушая, копаясь в истории отношений, строя домыслы, разбирая личные письма и документы… А те двое (актеров), о которых – выше …играют, по-видимому, СВОЮ эпоху и существуют в этом пространстве как в привычном, вдыхая воздух давности почти двух столетий и оживляя его – для зрителя века под номером 21. Аркадия, страна невинной беззаботности и радости, увы, недостижима ни в каком веке. А все попытки ее создать в итоге оборачиваются – сквозь века – лишь интересом небольшой группы археологов и историков. Но… Но каждый раз хочется верить в чудо. И меня до сих пор тревожит судьба Уранополиса, навсегда скрывшего от глаз всей Эллады (и читателей Ивана Ефремова)) судьбу Таис Афинской. Впрочем, я по обыкновению отвлеклась!)) Двое изучают науку и друг друга – и до того, что они потом будут изучаемы потомками, им нет дела. Отшельник, из озорства пририсованный ученицей в плане перестройки поместья ее матери, становится век спустя символом романтического мифа. Учитель, чувствующий это заранее и добровольно самим собою оживляющий выдуманного персонажа. Соединение веков в единственной, никогда не меняющейся (хотя, и ставшей век спустя более циничной) параллели Адам-Ева-яблоко познания. Осознание того, что современные герои, нарушающие цельность пространства, наглые, топорные, циничные, неинтересные друг другу – это демонстрация того, во что выродились Томасина и Септимус всего через сто лет. И возникающее отчаянное желание возврата в прошлое – благо, театр это позволяет. Возвращения на два (уже два!) века назад, к тем первозданным и природным, в ком нет цинизма и фальши. …Второй закон термодинамики говорит о том, что тепло пойдет от тела с большей температурой к телу с меньшей до тех пор, пока температуры обоих тел не выровняются. У Томасины и Септимуса теплоотдача была такой силы, что ученица сгорела. На следующий же день. В буквальном смысле слова. Не выдержав той степени накала, которую едва выдерживает (но выдерживает!) Септимус. В нем, в итоге, оказалось этого тепла – в разрушительном количестве. Именно он – был горячее. ----- Но это лирика. Теперь немного конкретики)) Мне осталось непонятным (и показалось неоправданным) сценографическое решение со стеклянной стеной в размер всего портала, отсекающей три четверти сцены в глубину и оставляющей артистам для работы только авансцену. К примеру, разрубленное железным пожарным занавесом пространство в «Беге» Бутусова в Театре Вахтангова – необходимо и оправдано (и режиссерски освоено мастерски). В спектакле же Сергея Голомазова необходимость загонять героев в такое узкое и неудобное им самим пространство – неочевидна. Оставшаяся же часть сцены за стеклом используется довольно скупо, а осваивать оставшиеся ограниченные три метра авансцены актерам сложно. Тем сложнее, чем более «литературен» материал – а «Аркадия» Стоппарда текстом перенасыщена. Наверняка в этом изначально был заложен некий важный для режиссера смысл. К сожалению, сейчас, по прошествии нескольких лет после премьеры – это почти не читается. А теперь о главных героях. Да-да, они главные, хоть им и отведено меньше сценического времени – но именно во время их сцен внимание не выпадало из действия ни на минуту. Алена Ибрагимова в роли Томасины Каверли – сложно ругать и сложно хвалить, потому что всего поровну. То, что задело больше всего, – на сцене нельзя показывать истерику – истерикой напрямую. Это сразу снижает впечатление и воспринимается как игра «по первому плану». Так прошел почти весь первый акт Томасины. Но во втором во многом помогло партнерство – и «девочка ожила»)) Сильная режиссерская рука и сильные партнеры – и актриса будет раскрываться очень интересно. О сильных партнерах – подробнее. Отдельной строкой о Даниле Лавренове в роли учителя Септимуса Ходжа. Отдельной строкой о продолжении радости моих открытий большого артиста. Очень немногие артисты умеют существовать на сцене в непрерывном монологе. Не только речевом. Монолог этот в теории можно длить, сколько угодно – насколько у актера хватит таланта, мастерства, мудрости, души и энергии. Впечатлило его умение играть молчание – при том, что материал сугубо текстовый. А Данил работает с энергиями, с пространством – закручивая его вокруг себя абсолютно без слов. При том, что и с текстом работает виртуозно – не декламируя, но держа его непрерывно, и им – почти физически – воздействуя и на партнеров, и на зрителя. Именно в его исполнении от сложного, перенасыщенного языка пьесы действительно начинаешь получать эстетическое удовольствие. На фоне сыгранных истерик Томасины – его «громкое молчание» и один единственный жест (поправил манжеты – кстати, очень точная нота, интересно, чья находка – актера или режиссера?) – в разы сильнее. Роль Септимуса Ходжа сделана актером очень тонко и очень точно. Он стал тем, кто запомнился не крупными мазками, а отдельными конкретными сценами. Вот леди Крум демонстрирует всем проект перестройки усадьбы – но среди всей суматохи обсуждений взгляд приковывает молчаливая фигура учителя, смотрящего в пространство. А потом понимаешь, что он этим безнадежно влюбленным взглядом вливается в леди Крум. Он влюблен с такой силой, что не замечает ни ее поверхностности, ни пренебрежительного к нему отношения. Он же всего лишь домашний учитель – куда ему против Байрона! Ведь даже его невинные и сомнительные «заслуги» вроде несостоявшейся дуэли потомки припишут его знаменитому однокашнику. В глазах актера за минуту происходит развитие чувства. Без внешних истерик и нарочитой демонстрации он показывает публике трагедию того, кто вечно обречен быть вторым. Все его бури происходят внутри – и все это он играет, почти не используя вербальные средства. Дыхания, напряжения, появившихся слёз, дрожания губ и пальцев рук – достаточно для того, чтобы понять - всё. Совсем всё. Единственный выход эмоций у Септимуса – и то задушенный им сразу же – умирание его любви к леди Крум после ее циничного предложения встречи с предшествующими бесцеремонными расспросами о предыдущей связи. Ревность к вниманию мужчины, который раньше не значил для нее ничего (да и не стал значить больше) – вылилась в цинизм. Который вырезал из Септимуса всё, что было в нем ранее к леди Крум. Для его героя, пожалуй, ощущение влюбленности – сильнее желания обладания (для второго – теоретически возможна реализация почти с кем угодно). Более того, это сыграно так, будто он эти две вещи для себя – разделяет (сознательно ли, бессознательно ли…). Поэтому он и не позволил себе ничего с Томасиной. Это трагедия героя. Которой нет у Стоппарда. И которая есть у Лавренова. И остался в памяти еще один момент – в какой-то момент мои глаза натолкнулись на второй план одной из картин спектакля – на еле видного из-за стекла сидящего в глубине сцены Септимуса Ходжа. И наполненное смыслом молчание на втором плане перекрыло все, что происходило в этот момент прямо перед глазами на авансцене. Монолог вблизи – не запомнился. Отчаянное молчание Ходжа за стеклом – запомнилось. Впрочем, пора «финалить» (давно пора – возможно, скажет кто-то)) В финале все они соберутся на одной сцене. И никто из них не будет чувствовать себя некомфортно в объединяющем два века пространстве – они даже не будут чувствовать того, что в доме находится кто-то посторонний. Реальные люди и души тех, кто жил здесь век назад – еще вопрос, кто из них реальнее… И войдет единственный, существующий в обеих эпохах немой мальчик… который век назад умел говорить. Которого век двадцатый, век развития науки – заставил замолчать навсегда. И будет приглашение на танец в пустоту… И ветер, ворвавшийся в этот антикварный мир из распахнутых – наконец-то! - дверей. Септимус и Томасина встанут в проеме – и, вопреки Стоппарду, вальса не случится. Вернее, он случится – в молчании и недвижности. Они стоят, вокруг них электризуется пространство. И больше ничего не нужно… И пусть финал спектакля так и останется в памяти – их прощальным вальсом, НЕ случившимся после сказанных – громадным усилием – слов Септимуса «Я… не… приду…». А теперь… ПАУЗА. «Ничто не пропадает бесследно. Все потерянные пьесы Софокла обнаружатся - до последнего слова. Или будут написаны заново, на другом языке» (с).

Шикарный спектакль!я в восторге!потрясающая игра актеров!огромное им спасибо за полученное удовольствие!такого потрясающего спектакля.который оставляет чувство наполненности после спектакля давно не видела.С удовольствием сходила бы еще раз!

Есть спектакли, который посмотрел, порадовался или задумался или огорчился. Этот спектакль со шлейфом. К нему возвращаешься и оцениваешь по новому. Актеры не играли на сцене, а жили. Мы жили с ними и происходила переоценка жизненных ситуаций. Многие уходили со спектакля, но это не показатель спектакля.

Спектакль не явился открытием...хорошая смысловая нагрузка, режиссерские находки, игра отдельных актеров...но должного впечатления не произвел.

Полный отстой! Игра ужасная,была на спектакле сексом дружбу не испортишь -ужас бред,особенно актриса,такой себе колхоз,как лошадь...

Смотрела этот спектакль в БДТ 18 лет назад... Долго не решалась пойти в наш московский театр на самый любимый спектакль всей жизни (простите за пафос - другие слова не подбираются). Так вот! Не читайте плохие отзывы! Спектакль прекрасен! Пьеса (а ее я, поверьте, перечитывала несколько раз за эти годы) - феномен сама по себе, но здесь так чутко сохранили сам дух пьесы! Согласно, не все будут в восторге, но если у Вас хоть чуть-чуть школа не отбила любовь к познанию - смотрите! А если и так - все равно посмотрите. Может, еще что-то можно исправить в Вас... Огромное спасибо всем актерам! Ребята, если вы читаете, я видела, как вам было тяжело, как вы устали. Молодцы! Большое спасибо!