выдох

эмоционально сложный спектакль Полифоничный спектакль-погружение в военное время, проживаемое женщинами - сестрами милосердия, основанное на их дневниковых записях. Инна Сухорецкая в роли Юли - все моменты встречи со своей болью, страхом, состраданием, милосердием - через нее, с помощью нее. Боли много, страха много, это сложно переварить, поэтому хотелось убежать.. не понимаю, как актеры восстанавливаются..

эмоционально сложный спектакль

"Милосердие" - настолько живая штука, что вернусь снова чтобы еще раз увидеть Непереносимы детские утренники. Непереносим театр, выросший из них, из "системыстаниславского". И самое невыносимое в театре это когда актеры: ‒ на пределе голосовых связок, убитыми от перенапряжения голосами, надрываются "с выражением" ‒ сбиваются в какую-то часть сцены и вещают оттуда (вместо того чтобы использовать все доступное пространство) ‒ с аккуратной очередностью читают свои реплики: один говорит, остальные молчат — ждут очереди ‒ усиленно развлекают зрителя, заискивают перед ним Это настолько обычные явления, что оказавшись в каком-нибудь театральном кресле Москвы, заранее поеживаешься в ожидании всех этих удовольствий. И вдруг. Вдруг "Милосердие" снизошло на нас ) Примерно половину этого действия я просидел с идиотской улыбкой. Хотя тема (Первая мировая) совершенно не располагает. Но! Так все было хорошо. Я не ожидал, что театр может быть таким. Без утренников и "системыстаниславского". Публике никакого снисхождения! Вместо партеров-амфитеатров - выстроенные в несколько рядов стулья. И актеры свободно двигаются между рядами. Говорят как бы спонтанно, не стараясь донести буквальный текст фразы. Временами "мешая" друг другу, временами переходя к пению (вдобавок реплики могут заглушаться звуком альта, сопровождающего все представление). И вся эта, казалось бы, текстовая невнятность ничуть не мешает потоку действия. Как фильмы Иоселиани можно смотреть с закрытыми глазами (настолько говорящ звук), так и этот спектакль можно смотреть закрыв глаза ‒ звук изумительный (композитор Кирилл Широков), исполнение естественное, никакой школьности-академичности. Трудно представить как и сколько такое сложноустроенное действо репетировалось. Насколько я знаю, никакого прогона перед зрителями не было, а это была премьера! Актрисы прекрасно держали внутренний строй и ритм действия, и ни отсутствие предпремьерного прогона, ни десяток дезертиров из зрительного зала не сбили их с толку. Фактура, это то, что мы узнаем на ощупь, на слух. Фактура первична, она важнее сюжета. Фактура звука, фактура пространства, фактура пластики, антропологическая фактура (актрисы удивительно разные). Искусство может говорить о каких угодно невыносимых вещах, но без красоты оно бессмысленно. Красота - это обнаружение неочевидных связей высших порядков (очевидное - банально и, стало быть, не искусство). Красота - это порядок. Человек, не осиливший трудноуловимого порядка, скажем, Ван Гога, приговорен к простому, но пустому, внешнему порядку Брюллова-Айвазовского, к тюрьме декора-гламура, а настоящий (свободный) блюз может быть только сырым, подзаборным. У Мандельштама есть: "...я не боюсь бессвязности и разрывов, стригу бумагу длинными ножницами, подклеиваю ленточки бахромкой..." "...где обнаружена соизмеримость вещи с пересказом, там простыни не смяты, там поэзия, так сказать, не ночевала..." А в "Милосердии" она еще как ночевала, и все простыни смяты! Все ли было так идеально в своей неидеальности? Мне кажется, что во второй части неидеальная идеальность пролезла таки в виде литературы и повествовательности, принесла с собой привкус рутины. Но моментами действие вдруг возвращалось к исходной произвольности жизни и дыхания. Но сам этот спектакль настолько живая штука, что через какое-то время (живи "Милосердие"!) я обязательно вернусь чтобы еще раз увидеть его. P.S. Да, еще смущало меня рекламное светодиодное табло на стене. Как мне кажется, монотонный ритм бегущей в одну сторону строки спорил со свободном дыханием действия.

"Милосердие" - настолько живая штука, что вернусь снова чтобы еще раз увидеть

война и мир 100 лет назад Я была Гаязадтыновым из второй палаты. В конце спектакля его отправили обратно на фронт, несмотря на ранение. Сестры милосердия - нежные, юные, такие живые и смелые, не смогли ничего с этим сделать. И войну не могли остановить, а лишь разгребали последствия - выносили, перевязывали, выхаживали, кормили, любили, хоронили.. Видели людей в тех, в ком другие видели пушечное мясо. Как повелось. Пронзительный и многослойный спектакль, основанный на дневниках и письмах - о любви, свободе, гендерных ролях, которые как раз на этой войне стали подвергаться сомнениям. И еще много всего, кто что увидит. Приходите в декабре. Нет войне!

Свежее и колючее дыхание Электротеатра вдохнуло жизнь в театральную постановку по письмам Юлии Буторовой и Анны Ждановой театра документального, и получилось весьма непростое зрелище. Неудобное, странное, диссонантное, спорное и экспериментальное, без сомнения. Музыка здесь хоть и заявлена главной, вовсе не стоит во главе действия. Главное тут – документы, письма, то есть текст все равно. Но музыкальный корпус обращает на себя внимание, где-то удивленное, местами негодующее, совершенно новой концепцией, отношением к звуку и голосу.. Впрочем, ново это лишь для нашей публики. Флюксус, Джон Кейдж и др. – прошлый век, со всеми новациями в отношении к голосу, который прошел четко и мимо твердой границы соцреализма. В пределах которой всегда будет «цыганка-молдаванка собирать виноград». Но нам не привыкать сидеть в окопе, и оказываться опоздавшими на 100 лет. И не только нам. Строго говоря. Звуковые скульптуры для этого спектакля создают Екатерина Палагина и Лера Борисова, голосом, и Дарья Звездина - альтом. Альт шуршит, скрипит, это портрет чего-то близкого к смерти. Страшного, заметного (в военное-то время) и неизбежного. Голос рисует объем, внутри которого почти истерика. Документально это. Актрисы Алиса Дмитриева и Инна Сухорецкая молоды, подвижны, страстно воодушевлены. Бег и декламация – вот их роль. Страстность Инны Сухорецкой – вполне романтического свойства. Ее героиня, Юлия Буторова, любила без взаимности в это время. Такие чувства часто заканчивается плетением бисерным на сумочках. Пылкость и энергия Алисы Дмитриевой – от профессиональной революционерки. Она – борец, амазонка и философическая натура. В самом конце спектакля финал их бега мы прочтем в электрических буквах. В них же – декорация и декоративность. Пишут – снег идет. Значит, так и есть, тогда, в то время, как и на улице в этот вечер. Важно. Оптимизм и даже некоторая скромная радость этой истории. Сдержанный оптимизм, конечно. Мужик, солдат русский, по-прежнему раб, и жалеют его, по-настоящему, от всей души, девочки с хорошим образованием, ушедшие на фронт не столько из патриотизма, который воодушевляет и солдата, а потому что дело настоящее у сестер милосердия было. Не только чулочки вязать, к примеру. Нужна женщине профессия, работа и приключения. Не всякой женщине, но многим. Спектакль – долгий (4 часа вместо заявленных 2,5)и не свободный от занудства, но привлечь есть чем. И запомниться.

Советую всем Несколько дней назад посетил прекраснейший спектакль по Первой мировой «Милосердие», поставленный в «Театре.doc» режиссером А. Патлай и драматургом Н. Гринштейн. Казалось бы, премьера - к 100-летию завершения войны, "юбилейная" постановка. На мой взгляд, как историка, специализирующегося именно на Первой мировой, авторам посредством театрального языка удалось сделать то, что не удается многочисленным реконструкторам, публицистам и пр. относительно представления этой темы в современном общественном пространстве. А именно: попытаться представить войну, хотя бы ее часть, максимально аутентично, то какой она предстает любому историку, обратившемуся к первоисточникам. В центре внимания находится женский взгляд на ту войну. В основу положены дневники сестер милосердия Ю. Буториной и А. Ждановой, а также вырезки из цензурных отчетов и писем того времени. Фактически весь произносимый актерами текст – это цитаты из источников, доносящие голоса эпохи. Война предстает с определенной социальной позиции, но при этом во всей своей противоречивости, в ней сплетаются и противостоят друг другу героизм и трусость, самоотверженность и сомнения, честность и подлость, надежды и разочарования. Авторы намеренно уходят от «большого нарратива», метафизических размышлений и связанных с ними нравоучения и «насилия понятий» (термин Э. Левинаса). Попытка представить историю как таковую, по крайней мере, так, как она рисуется перед глазами исследователя, изучающего источники. Но посредством театрального языка. Если рассматривать данный спектакль как перевод истории кризиса русской общественности 1915-1916 гг. посредством театрального языка для современного зрителя, то итоговый «текст» представляется нам наиболее удачным и аутентичным. Отметим такую деталь: авторы отказались от воссоздания визуального образа сестры милосердия того времени – актрисы играют в современной обычной одежде, с современными прическами и макияжем. Однако при этом воспроизводят голоса того времени. Но ведь эти дневники, отрывки из писем также создавались теми, кто в своей эпохи выглядел так, как это было тогда принято. Тем самым наличие костюмов эпохи скорее отчуждалось современного зрителя от реконструируемого средствами театра представления эпохи, в то время как решение отказаться от воспроизводства визуальных знаков эпохи скорее способствует ее приближению.

война и мир 100 лет назад

Советую всем