Осень состояние природы на пороге глубокого сна. Неблагодарное дело пересказывать сон. Постоянно что-то ускользает и забывается. Жизнь как сон, где человек застрял в бесконечном театре смертей и перерождений. Кладбище место встречи живых с мертвых и мертвых с живыми. Край сцены выступает вперед и становится круглой эстрадой, в том числе раздвигая пространство для езды на велосипеде. Художник Александра Шишкина одновременно создает горизонт сцены и вытягивает ее край, а на потолке зависли горсти черных шаров готовых воспарить на свободу, как души умерших людей. Однажды на кладбище мужчина (Виталий Куликов) встретил женщину (Ольга Муравицкая). Женщина последняя любовь, как смерть во сне протягивала к нему руку. Она тянулась ближе, и не дотягивалась. Кажется, неслучайно мать и первую жену играет одна актриса Лаура Пицхелаури. Мать не хочет отпускать сына к другой женщине и упрекает за то, что оставил первую жену и детей ради последней любви. Еще мать тревожится и уверена, что женщина уведет ее сына к смерти. Первая жена упрекает мужа будто при жизни она мало уделял внимания и заботы сыну. Мужчина рад бы увидеть сына и вместе лепить фигуры из песка. Он решился бы прийти на похороны бабушки и отца. Хотел бы обрести счастье с любимой женщиной. Герои пьесы намеренно лишены индивидуальности: мужчина и женщина, мать, отец и сын. Подобное распределение ролей открывает пространство в разговоре о каждом из нас как человеке, рождающемся и умирающем в одиночестве. Они двигаются в замедленной киносъемке – появляются и исчезают снова и снова. Череда встреч и расставаний. Пропущенные похороны бабушки. Кладбище, где встречаются все те, кого мы любили. Новые люди прибывают в круговороте из старых домов на кладбище.

Специально пошел на Бутусова, повелся на рассказ, что мэтр взял произведение великого писателя наследника Ибсена и классика при жизни. Недосмотрел, что спектакль без антракта. Это оказалось фатально. Впечатлений - два. 1) Это самый негуманный спектакль мэтра. Нельзя мучать людей целых 1 час и 40 минут без антракта. Надо все таки дать неподготовленным зрителям, возможность культурно уйти в перерыве. Конечно, особо понятливые рванули на 15 минуте, но мы, - театралы, мы не можем так просто сбежать. Мы терпели. Мы - жалели. Сначала себя, потом актеров. Они делали все что могли - поклон им. Но убогость великолепного образца протестантской культуры невозможно перебить даже самоотверженной актерской работой. "Почему ты не ходил на похороны бабушки?????" - эта фраза преследует и актеров и зрителей весь спектакль. Но и этого мэтру мало - эффект был усилен очень громко играющей музыкой погребально-рокового стиля. Ловил себя на мысли, что при игре спектакля на русском языке, неплохо было бы давать перевод песен с английского. Был такой громкий звук - что я лично ничего не разобрал. Хотелось бы понять тематику. Если что то вроде "Господу помолимся" - то наверное к месту, так как действие всего спектакля проходит на протестантском кладбище - скромные убогие кресты и все. Так как спектакль начинался поездкой главного героя по сцене на велике, то когда он через 1 час 37 минут его схватил, и свет немного начал загораться в зале, то истерзанный прекрасным искусством люд ломанулся к выходу - оказалось что и это был не конец! Еще минут 5 как то громко играла музыка. Что понравилось. Недалеко сидела Эмилия Спивак во всей своей красе. 2) Если это мэтр повезет например в Осло, то только за фамилию автора пьесы уже будет гран при.

Я ТАК ДОЛГО БЫЛА ОДНА, МЫ НЕ МОЖЕМ ЗДЕСЬ ОСТАВАТЬСЯ «Сон об осени» - очередной шедевр от Юрия Бутусова. Опять режиссер театра им. Ленсовета играет надрывно и опять по крайним клавишам души зрителя, вызывая негодование у пожилых (привыкших к классическим постановкам) с последующим уходом в середине спектакля и «патологический» интерес со стороны «подрастающих» театралов. Двое «старых» влюбленных (мужчина и женщина) встречаются на кладбище по случаю похорон бабушки мужчины: она - одна, у него – семья. Оба, стоя среди могил, осознают, что их чувства друг к другу, как и их любовь, которая долгое время горела ярким пламенем, ничуть со временем не угасли, и мужчина принимает решение - развестись с супругой ради спасения «союза» с любовницей. На фоне похорон бабушки происходит также запоздавшая и далеко не долгожданная встреча матери с новой-старой избранницей сына. На самом деле, как по мне, сюжет в спектакле не так уж и важен: кто умер, кто с кем остался, кто виноват…Какая разница?! Сама по себе постановка шедевральна: оформление сцены, разные образы матери мужчины (перевоплощение из молодой в старую, из подруги супруги сына в женщину недостижимой высоты), музыка, «танцы» актеров. Постановка со смыслом, причем смыслом проникнута каждая минута, проведенная на сцене, каждый костюм, каждая декорация. Бутусов – это, конечно, не просто режиссер, это художник, мастер больших полотен. Ему нужен размах, его натура требует зрелищ и представлений, и из спектакля в спектакль он все растет и растет (как внутри, так и над своими спектаклями). В гениальности задумок и воплощений их на сцене ему отказать никак нельзя. Что и говорить, современные режиссеры переступают границы, стирают грани недопустимого, отчаянно бросаются в схватку с самыми больными и страшными темами человечества и выходят оттуда безусловными победителями. Театр уже никогда не будет таким, каким мы привыкли его лицезреть раньше, современные экспериментаторы (Бутусов, Диденко, Волкострелов, Жолдак и др. ) заставят зрителя выйти из зоны комфорта, в которой он привык находиться, и погрузиться в нечто большое, мало знакомое и глубинное…

Тот редкий случай, когда спектакль Бутусова шел два часа. Я смотрела все постановки Ю.Б.в театре на сегодняшний день, так вот "Сон об осени" - это автономное плавание, психоделический мультик. Были моменты, когда происходящее на сцене уже не имело никакого смысла, и когда сюжет становился прозрачным и пазл легко складывался. Адепты черного, ходули, замки из песка, живая и мертвая вода, нескончаемый шум моря, татуированная поясница Лауры и хриплый голос, который всегда будет голосом леди Макбет... и синхронное со шнурочком на ботинке, конечно, на поклоне. Я, наверно, слишком долго ждала премьеры, поэтому будет как с предыдущим "Город. Женитьба. Гоголь" - осознание гениальности крайней поставки Ю.Б. придет позже.

Хронометраж снов / «Сон об осени» Юн Фоссе / постановка Юрия Бутусова Иногда создаётся впечатление, что некоторой частью, так называемая, современная драматургия застряла в прошлом веке. Словно не понимая, что не имеет смысла писать как Ибсен или как Ионеско, или как Гертруда Стайн, или как Беккет, и тем паче как Павич – хотя бы потому что это уже написано. Но очарование ритмикой – тональностью диалогов в пьесах этих авторов так велико, так надолго не вытравляется из сознания, что современный автор зачастую не в силах превозмочь это звучание и услышать что-то за ним, что-то дальше.( Как в случае с поэзией Бродского , завораживающая тональность которой – всё ещё до сих пор - заметно проскальзывает – во многих стихотворениях ныне живущих авторов. ) И в этой драматургии блуждающей глухоты слышится отчаянная невозможность персонажами/автором обрести свой голос, найти свой язык и сделать следующий шаг. «Я смотрю на литературу, как на траур. Не тот, который мы должны пережить, но тот, который мы должны носить». Вряд ли Юн Фоссе, автор этих слов, имел в виду ту нев-ра-стерянность читателя при встрече с большинством в ближайшем к нему времени написанных пьес, вылившуюся в изложенное выше. Но читатель давно уж заждался твёрдых шагов куда-то - от - , куда-то – из -. Пусть даже эти шаги будут во сне, будут из сна. Вот с такими мыслями шёл на спектакль «Сон об осени», совершенно не представляя, КАК это можно поставить. Вспомнились – и сон во сне, и бег во сне, и сны о чём-то больше, и то, что нет ничего скучнее чужих снов, что толкование сновидений – это тавтология, – и тому подобное, и тому бесподобное. Ко всем этому прибавилось, что возможно большинство потенциальных зрителей не знакомо с пьесой Юна Фоссе, пьесой переполненной повторами, умышленным нарушением последовательности изложения и другими не менее сложными приёмами по изменению структуры пьесы и сознания её читающего. Наличие же этих приёмов в самой пьесе – невольно избавляет от их использования в постановке, потому как они вполне могут не сработать, а значит не достигнут своего результата воздействия уже на зрителя. Но Ю.Б. всё же смог сделать что-то, отчего побежали мурашки по коже – развернуть/перевернуть само уже переперевёрнутое – так плавно, неспешно, незаметно – что всё становится на свои, вернее – все ложатся на свои места. Сами по себе. Словно собирается пасьянс или паззлы. Мысль, что сон не изобразить посредством сна, - то поднималась на волнах, то рассыпалась песком - и тогда казалось, что на сцене происходило что-то неописуемое; казалось, что сон и не изображался, или – изображался не только сон, или же – посредством сна - изображалось нечто иное. И вообще казалось, что тебя здесь давно уже нету. Что все эти разговоры умерших, или умерших с живыми, или разговоры во сне – просто забалтывают тебя, словно колыбельная или разливаются будильниковым пеленгом. Смотря как и откуда слу/ы-шать. Как им тяжело и больно говорить. Как будто им не хочется говорить, как будто им нечего сказать друг другу. Как будто они говорят постоянно о чём-то другом, о чём и говорить уже давно ничего не нужно. «Но ничего не бывает давно». И значит все превращаются в тех, кем они на самом деле были, а душа всего лишь изнашивает тело от этих бесконечных историй преодолённого отчаянья и не преодолённого одиночества – поздней зимней ночью, когда ты выходишь во двор, закуриваешь и кажется, что весь мир начинает кружиться вокруг тебя. Так словно «за этим нет ничего, а потом свет» - и наши непрекращающиеся непрерывные попытки проснуться. Но некуда просыпаться.