Спектакль остался непонятным. История главной героини банальна: красивая девушка, приехавшая в столицу за успехом, начала спать с кем попало и спилась. Масштаб драмы (тем более трагедии) у этой простой истории заведомо отсутствует. Если бы это была обычная житейская история с налетом комизма, было бы, наверное, интересно. Но режиссёр захотел изложить историю в виде трагедии. Материал и его подача явно не соответствовали друг другу. Не верю - было ощущение на протяжении почти всего спектакля.

Несмотря на то что содержание пьесы вряд ли кому-то доставит удовольствие и радость, спектакль надо смотреть! Феерические актерские работы Екатерины Стеблиной, Вячеслава Гилинова и Анны Гуляренко, причем двум последним приходится пережить в спектакле ряд метаморфоз, и это потрясающе!

Спектакль «Русская красавица», поставленный Беркович по роману Ерофеева, сложный, и хотя по жанру трагикомедия, скорее трагический, чем комический. Не жившим в СССР будет малопонятен, слишком много реалий уже не понятны не жившим тогда. Так что разворачивающаяся на бесконечных матрасах история лимитчицы в советской Москве, в которой секса нет, будет интересна не всем. Режиссура отличная, игра актёров, за исключением одного, тоже, сам роман для постановки на сцене сложноват.

Прекрасная игра актёров, позволящющая полностью погрузиться в происходящее на сцене. Очень интересный сюжет, но главная героиня местами была зажата, очевидно, это ее первая большая роль. В целом очень приятный спектакль по содержанию, музыкальному оформлению и особенно визуальной составляющей. Как и все в Гоголь-центре, впрочем. Отличный выбор для похода в театр с подругой, например.

Произведение на мой взгляд не удалось раскрыть на сцене. читала проиведение и помоему камерная Игра не для этого рассказа Не удалось главной героине показать всю трагедию Русской красавицы. Сам рассказ был написан во времена СССР. эпоха того времени для многих остался в сердце с ностальгией о времени открытого сердца для всех. без задних мыслей и помыслов.

Перед посещением данного спектакля, на мой взгляд, нужно прочитать сам роман Ерофеева, так как без знания первоисточника он сложен для понимания. А так смотрится на одном дыхании. Игра актеров отличная. Минимум декораций. Но в целом даже очень неплохо.

огромное спасибо за прекрасный спектакль в "Гоголь-Центре" . высокопрофессиональная игра актёров! душераздирающие монологи, произведение актуально в нынешнее время ,актуально сейчас здесь в эту эпоху ..

интересный спектакль. но нужно знать исходное произведение. без этого можно слишком удивиться логике героини. много политического и исторического подтекста, который слишком по-мужски уложен на метафоры жизни женщины

Москва - расписная девица, многослойная матрешка. “Русская красавица” - эпический спектакль, и мне нужно было обязательно на нем быть. “Я свою п***у завещаю бедным, калекам”… Смотрела я недостаточно внимательно - почти спала. Всегда, когда ты пассивный зритель, наступает некая кома на полтора часа. Но на следующий день, выспавшись, вдруг стала видеть очень яркие видения из спектакля. Как будто он засел внутри и продолжал говорить и резонировать. Актриса говорила очень тихо, будто и не играла вовсе. Двое других актеров, старой школы, играли, напротив, очень бойко и громко, по-настоящему играли (как можно сыграть всех сразу, от сумасшедшей мамаши, до парторг тетки до Бога). Архетипы - они все повторяются. Если проститутка, то обязательно красивая, невинно погубленная, и еще - под ней всегда умирает пожилой постоянный клиент (см. у Франсуа Озона). Если поле - то бескрайнее, чтобы орать, носиться, там обязательно кульминация драмы. Она должна была спасти Русь, и обязательно через п***у (снегурочка - это тоже архетип такой красавицы, и вовсе не внучкой она приходится деду морозу). Спектакль сильный, но неровный и не очень понятный. Сзади нас сидели настоящие громкие и не очень умные тетки. Они радостно переговаривались. “И как они наизусть выучили полтора часа такой бредятины”, говорит она. “Фу, пошли есть хинкали, чтобы заесть весь этот отврат”. Во время спектакля тетки громко делятся с друг другом “тик-таком”. На сцене кидаются апельсинами и устраивают сцену избиения ремнем матраса (вместо мужчины). Матрасы вообще воплощают невидимых людей, воображаемую подружку, пишущую письма из Франции. (Мне, по аналогии, эта часть показалась наиболее реалистичной, хотя на сцене не было ни подруги, ни писем). Мать героини - провинциалка, и ее роль “подралась в поезде с кондукторшей, а потом всю дорогу еще переругивались, чтобы охладиться” - это гипертрофированная комедийная врезка, но она вышла почему-то наиболее реалистично. Пожилой любовник “Леонардо” - это кто, Да Винчи? Скорее похож на какого-то чиновника, человека от власти, которому можно все. И она его любила, это посмешище, ползающее перед ней на коленях? (абсолютно узнаваемая сцена из Достоевского, покаяние и в то же самое время, сексуально нагруженная “ролевая игра”). Если она любила, то почему сомневалась, сохранить ли от него ребенка. У меня лицо перекосилось от расистской шуточки “что, от негра?” - “хуже” - “что может быть хуже?”. Понятно, что книга писалась в позднесоветскую эпоху, но в любой стране, где чернокожий, возможно, более экзотичен, это запретили бы к показу (такая цензура, сотканная из толерантности). Но мы-то знаем, что между собой мы можем так шутить, как бы отражая прошлую эпоху, но на самом деле вскрывая глубоко укорененные предрассудки настоящего, и если нам в этот момент за нас самих стыдно, то что-то начало шевелиться в душе. Но теткам сзади нас было явно не стыдно, это была единственная часть спектакля, которую они поняли, ибо смеялись во весь голос (и я уж подумала, не часть ли они спектакля, не подставные ли лица). А вот когда был эпизод про драку с кондукторшей, они притихли, ибо это была карикатура уже на них самих. И тема славянофильства блуждает тайно во всех нас. Мы все надеемся, как кружок Соловьева, о том, что нашей стране уготована “особая роль”. “А если война с китайцами, ты бусы снимешь?” - вещает партийная тетка с завода. Затем в ней, этой хрупкой девочке, мечтающей просто выйти замуж, видят Жанну Д’арк, спасительницу, отправляют ее в поле (чтобы что?). Здесь все пересекается с фильмом “Кислота”, посмотренным мной в тот же день, где герой тоже оказывается в чистом поле. И кто-то орущий и голый бежит мимо с дурацким цветным полотенцем. Но это совсем другая история. Спектакль - довольно плотная, убористая вещь. Гораздо плотнее, чем фильм. И чем меньше декораций, и всяких отвлекающих побрекушек, тем лучше. Труппа актеров тоже должна быть сведена к минимуму, как здесь. В идеале - только один актер и один луч света, - и так будет яснее вся множественность конфликта - как основы Вселенной. Чем сумасшедшее спектакль, тем лучше. Сумасбродствовать нужно как угодно. Чем больше у тебя ограничений (сцена, место и время действия), тем больше свободы. Можно раздеваться, бросаться друг в друга (или в зал) апельсинами, можно кричать, дрыгать ногами, ползать. Ограничение рамками сценического действия дает гениальную вседозволенность, которая не положена нигде еще. В кино это все бы не смотрелось. В кино все тоньше, и нужно оправдывать каждое действие, каждый поворот, связкой с реалистичностью. В театре действие условно, и поэтому оно достигает высшего накала. Здесь важна эмоция - переданная настолько напрямую, насколько это возможно, фактически из уст в уста, как искусственное дыхание, или поцелуй со зрителем. И чем тише эмоция, выраженная актером, тем громче и дольше она резонирует в зрителе. Поэтому героиня, говорившая так тихо, проняла нас гораздо больше прочих, орущих. Театр - это сгусток, клубок. В современном театре уже нет линейного сюжета. Он настолько плотен, что все как будто происходит одновременно, в одной плоскости (хотя, возможно, в жизни - разделено тысячелетиями). Здесь каждое действие приобретает символический, сакральный, алхимический, если не просто геометрический смысл (см: вкручивание лампочек и их зажигание: не есть ли такая лампочка - душа, или сам Бог). Театра не должно быть много, но он должен быть - в жизни каждого, кто пытается воспарить над обыденностью, хоть иногда. За исключением нарумяненных теток, для которых это - всего лишь социальный статус, мода, брешь в сознании. Если бы в нашей жизни было много театра, мы бы не выдержали, нас бы разорвало на части от накала и концентрата. Поэтому разграничение между сценой и зрительным залом - это хорошо, это правильно. Хотя я верю, что каждый русский человек носит в себе такую символистскую, метафизическую драму. … Москва бурлит культурной жизнью. Здесь происходит концентрат символического действа. Это именно тогда, когда кажется, что мы оказались в вакууме, изоляции. (Не говорите, что это ошибка: посмотрите, что о России пишут западные газеты и насколько сократилось культурное взаимодействие). В консервной банке оказывается тепло и приятно. В столице запоздалое бабье лето, все шуршат листьями, и даже дворники не оставляют теперь лысую землю. Пятиэтажки еще не снесли, но они и теперь уже вызывают неуместную ностальгию. Пятиэтажки нашего детства, с санками на балконе. В консервной банке даже светло: московские расслабленные бульвары блещут разноцветными огнями, придающих деревьям статус экранов, носителей смыслов. Появились дорогие магазины с дурацким названием “вкус вил”. Но даже несмотря на то, что их призывают потреблять вилы, москвичи необычайно сыты и довольны жизнью. И это их губит. Эпоха сытого застоя - гораздо опаснее, чем эпоха застоя голодного. Ведь сытость усыпляет. Внешняя красивость, ухоженность, достаток. Небывалые скидки на салоны красоты. Быть можно дельным человеком, и думать о красе ногтей. На московских кухнях, даже у признанных оппозиционеров, чаще идут разговоры о сортах вина и сыра, нежели о политических проблемах. Потому что в политической жизни не дают участвовать. Кто по-прежнему пытается, тот все больше выглядит сумасшедшим. “И тебе оно надо?”. Хорошая еда и секс, как пишет одна правозащитница в статье о любимой косметике, это главное, что ее спасает. И это хорошо. Потому что наконец-то мы научились не стесняться своих физиологических потребностей, и даже возводить их в культ. И это хорошо. России потребовалось гораздо больше времени, чем западу чтобы женщина так прямо и публично говорила о сексе. При этом вся тайна и очарование самого секса девальвируется, но это уже другой вопрос. Главное - мы достигли сытости даже в этой области. Еще одна прореха заткнута. И такая эпоха может продлиться вечно. А что же с культурой? Культура в изоляции цветет пышным цветом, как в любой закрытой микросреде. Культуре даже многое позволено - то, что казалось непозволительным никакой другой области. Нужно постоянно тестировать границы: что нельзя, а что можно. Вот станцевать в храме - это неожиданно оказался предел. Но это помогло четко разграничить: вот здесь можно, а здесь нельзя. Но акция, пусть и глупая, легитимизировала себя через скандал, возвела в ранг искусства то, что искусством доселе не могло являться, по причине какой-то незрелости и откровенно низкого качества. Уже другим образом и по-взрослому разграничил территории Кирилл Серебренников. Всем понятно, что дело вовсе не в растрате средств, а в использовании бюджетных средств на слишком смелые высказывания. Оппозицией быть не приятно, и уже даже не модно. Теперь, когда вся территория размечена, остается только выбрать, на какой ты стороне. И выбирать собственно не из чего, потому что обратной стороны больше нет - уже невозможно сущестовавать в оппозиции, за границей дозволенного, даже в условном “подполье”. Остается только быть в эшелоне официальной культуры, где дозволено уже, кажется, многое. Ущипнуть себя, когда захочется станцевать в храме, и не плевать в колодец, из которого пьешь, пусть он и так паршивый, но он единственный, - вот и все, что требуется. И вот культура цветет пышным цветом. Она - это новый опиум для народа, а музеи, особенно типа “Гаража”, театры типа “Гоголь-центра” - это новые храмы. Раньше богатые люди строили храмы за спасение души, а сейчас олигархи строят музеи - даже если они сами не понимают, что там выставляется. Понимать и не обязательно. Зрители тоже не особо понимают, но выстраиваются в очереди у входа - за культурой, как раньше за колбасой. (Теперь колбасу можно и без очереди, в модных супермаркетах, по кредитке с кэшбэком). Культурная изоляция не рефлексирует на свое положение, она репродуцирует сама себя. Она производит производные, не докапываясь до сути, но уводя от нее. Погружаясь в сон, в котором видится еще один сон. И так до бесконечности. Да здравствует Россия, которой может быть и уготована роль кого-то спасти, но которая не спасет даже сама себя. И эта музыка будет вечной. После спектакля расписные под матрешек девицы (макияж, прически, платьица), делают селфи с красным текстом “Русская красавица”, который они держат в руках, как новый бренд. Это - главная часть спектакля: зритель не понял трагизма, этой продажности и надрывности, этой достоевщины. Он все, даже это, сумал превратить в еще одну модную побрекушку. Культура больше не обладает не спасительным смыслом, ни революционным зарядом. Она - успокоительная таблетка, пустышка, чтобы народ причмокивал и был доволен. И никакая Америка для этого не нужна. Так велел царь-батюшка.

Спектакль не совсем оправдал ожидания. Наверное, дело в несколько устаревшем исходном материале - романе Виктора Ерофеева. Сейчас подобный образ жизни никем не осуждается, с работы за портреты в западном издании не увольняют. А богатые и влиятельные любовники это предел мечтаний большинства девушек. Печально. Прекрасно сыграл Гущин, Главная героиня часто что-то бурчала под нос, и это напрягало. Любим Гоголь центр, поэтому оценка чуть выше, чем заслуживает этот конкретный спектакль..