Над «Люди уменьшаются в размерах / По мере удаления от нас», - это урок о перспективе, а не о роли личности в истории. Марк Шагал один из тех, кто опроверг этот урок, опровергло его и время. Наше в том числе: те, кто на виду, мельчают и мельчат. Картины Шагала противоречат правилам перспективы. Да и у нас в словарях появился – бесперспективняк… В театре им Ермоловой, однако, предлагают зрителям весьма обнадеживающую перспективу – полета с ангелом. Ничего суицидального и мистического. Только свет и тень. «Полеты с ангелом. Шагал» спектакль Сергея Юрского по пьесе Зиновия Сагалова – премьера под занавес сезона, занавес в которой опускается под овацию зала. Может показаться, что «Полеты с ангелом. Шагал» - дань модному ныне на ТВ жанру байопиков, биографических драм, как свидетельствуют рейтинги, привечаемых публикой. В библиографии Зиновия Сагалова, автора пьесы, много произведений о героях с «говорящими фамилиями». Среди них Чайковский, Кафка, Дункан, Репин, Михоэлс… Но, говоря о Шагале, Сагалов не прибег к переводу с языка «ЖЗЛ» на язык театральный, а нашел новую, особую под стать «особости» своего героя, форму. Автор отталкивается не от сухой фактуры (впрочем, ей не противоречит), но от ключевых для художника образов и символов. В строфах пьесы (написана она белым стихом) «видны» приметы и призраки картин Шагала, и фрагменты малоизвестных его стихов. «Полеты с ангелом. Шагал» не столько на тему Шагала, сколько по темам его творчества. На сцене –единственный холст на подрамнике, который так и не будет развернут к залу. Это и не нужно, в вечер спектакля на сцене театра им. Ермоловой только «живые» картины, освободившиеся от рам, говорящие больше, чем таблички с их названиями. В пьесе всего два действующих лица – Художник и Ангел. В гамме спектакля куда больше красок. Палитру держит в руках режиссер и исполнитель главной роли Сергей Юрский. Хотя, исполнитель по отношению к Юрскому слово неверное. Он давно уже творец, о какой бы роли не шла речь. Не Шагал на сцене, но Актер, ведущий диалог «как художник с художником». Впрочем, Сергей Юрский – актер многоликий, и в спектакле «не одну играет роль». Он и Шагал от мала до велика, и старый фотограф Шмерц, под началом которого художник учился дорисовывать и ретушировать фотопортреты, и парижский поэт Сандрар, и суетливый сват – бадхен, и набожный дядя Исроэл, и даже Луначарский, назвавший Шагала «Гофманом околовитебских трущоб». Многоликость формальна – ни притворства, но и не перевоплощения. На сцене каждое мгновение - Юрский, обращающийся от имени своих персонажей не к залу, к себе. На сцене – творческий поиск в режиме реального времени. Отдельных зрителей подобный прием завораживает. «Плетни и крыши, срубы и заборы и все, что открывалось дальше, за ними, восхищало меня. Что именно -- вы можете увидеть на моей картине "Над городом"», - писал Марк Шагал в своих мемуарах. Ощущение Витебска стало главным в декорациях Марии Рыбасовой. Художественно оформить спектакль о Художнике – это весьма и весьма. Над сценой - те самые «плетни и крыши», пляшущие избы, накренившиеся дома. Они будут видны на всем протяжении спектакля, даже тогда, когда на заднике сцены возникнет пошатнувшаяся Эйфелева башня и пламя Парижа. Витебск навсегда останется для Шагала местом действия. Город не оставит его даже тогда, когда Шагал оставит город. Две разделенные части одного дома на сцене будут тяготеть друг к другу, то приближаясь, то отдаляясь. Не сойдутся, не составят дома, полной чаши. У Шагала всегда был город, но не было дома. Если и была чаша, то, которую лучше «мимо пронести». Город в спектакле – один из безмолвных его персонажей. В одной из сцен к Шагалу обратят вопрос о том, почему он не вернулся в город своего детства, когда был с визитом в СССР в 1973 году, туристом вернулся на Родину. В пьесе не берутся отвечать за Шагала, но ответ очевиден: город умер раньше, чем его сын. Живой в памяти Шагала, он стерся бы из нее, стал бы фантазией, бредом посети он его вновь. Разрушенные и выпотрошенные дома, переименованные улицы, где из знакомых лиц только тени. «Теперь ни синагог, ни тех, / Кто в них молился. /Лежат в лесу за городом, в овраге, / И руки простирают к небесам», - говорит Шагалу в спектакле его мать (блистательное исполнение Натальи Теняковой). Умерший город обязан своей бессмертной славе Шагалу. «Ты помнишь ль меня, мой город…», - писал Шагал. Город то помнил, то забывал, - у разных властей были свои любимые художники. Официальные, как правило. Сегодня в городе действует мемориальный музей – как свидетельство смерти и Шагала, и города, и эпохи. «Там, где дома стоят кривые/ <…> Деньки я грезил напролет./ А ночью ангел святозарный/ Над крышей пламенел амбарной / И клялся мне, что до высот / Моё он имя вознесет». Ангел часто встречается в сюжетах картин художника, не кажется надуманным он и в спектакле. В диалогах Шагала с Ангелом звучит множество вопросов, но главный из них касается самоидентификации, самоощущения художника. В сегодняшних энциклопедиях пишут: «русский и французский художник еврейского происхождения», или так – «русский, затем французский художник…». Сагалов в пьесе не стал препарировать это триединство души Шагала. Факты биографии составили коллаж пьесы, а сквозь него проступил и портрет. Портрет еврейского художника, человека русской культуры, обретшего покой на Западе и славу во всем мире. В спектакле разыграна импровизированная экскурсия по Лувру. Гид, будто вышедшая из «греческого зала» М.Жванецкого, сыплет «измами» и эпитетами о художнике, от человека оставляя лишь: «Родился... Жил... Любил... Творил... Страдал... И умер». Туристы скучно слушают, грохочут ботинками, топчут картины безразличными взглядами, легко меняя один зал на другой. На сцене – безликая толпа, а по Шагалу – «Толпа всегда погром/ Толпа всегда расправа». Толпа туристов, примерив буденовки, без труда оборачивается толпой красноармейцев – воспоминания художника обретают на сцене плоть. Все почти как на одноименной картине («Революция»), - хаотично и устрашающе. Здесь не до полетов: одни стоят на руках, другие валяются, третьи наваливаются. На сцене и художник, и худо все вокруг. Но этот рассказ не был бы возможен без его прекрасной (bella) Беллы. В спектакле ее узнаешь еще до того, как звучит ее имя: фиолетовое платье с белым воротничком, сирень - этот портрет запечатленный многократно («Над городом», «Любовники в сирени», «Венчание» и др.), раз увиденный – не забудется. К ней летят в спектакле стихи вечным лейтмотивом: «Вечер, сад. /Месяц, ты. /Сказка, ласка /Резеды». К излюбленному Шагалом фиолетовому примешивается в стихах лиловый Пастернака: «… что в грозу лиловы глаза и газоны/ И пахнет сырой резедой горизонт». Над Беллой в спектакле время не властно: вечно молодая она то и дело спешит в объятья Марка. Но каждый раз на мгновенье. «С любимыми не расставайтесь», но разлуками движим спектакль. Художник-Шагал отображал жизнь красками, художник-Юрский отображает (а не изображает!) жизнь Шагала «красками» Театра. Печально, однако, разглядеть среди этих красок оттенки антрепризы. Пьесу, которой можно навесить ярлык «эмигрантская» (не потому, что автор ее эмигрант, а потому, что эмиграция и странствия Шагала в ней – главная тема) – отличная основа для гастрольного спектакля. Заявлено, что спектакль посетит Германию, Израиль, США… Кажется, в расчете на этот тур сложный и глубокий моноспектакль Юрского оказался разбавлен сценами-штампами, которые обыкновенно идут на ура у русскоязычной публики всех волн эмиграции: от еврейской свадьбы до мотивов парижского кафе, от ужасов революции до ужасов фашизма. Нет, конечно, темы совсем не антрепризные, но подачу их, расстановку и форму часто хочется назвать по интонации Витебска - местечковыми. На сцене, впрочем, всем «места хватит», но искренне обидно, что притчевость и магия, ощущение сокровенности и задушевности, к которому располагает линия Юрского-актера, меркнет под звуки живого оркестра одинаково скучно играющего что клезмер, что мелодии на манер французских, заземляется многократно опробованными гастролерами «номерами». «Избито» значит проверено. Спектаклю, обозначенному как полеты о художнике, чьей стихией был воздух, не хватило как раз ощущения полета. Не легкости полета, но свободы в полете от театральных и иных не столько условностей, сколько условий. Артист (а вернее режиссер), как и его герой, кажется, не смог расправить крылья в этом спектакле. Шагал здесь не в полетах, в летах. Это невольно придает спектаклю новый смысл – быть свободным на холсте и на сцене – два разных, по-разному достижимых порога. Билеты, как и картины, должны продаваться, сцена, как и краски, окупаться. «Полеты с ангелом. Шагал» - спектакль-компромисс, но учитывая всенародную любовь к артисту Сергею Юрскому, понимаешь, что компромисс все же лучше, чем отсутствие Юрского на сцене. «Полеты…»… Шагал на своих полотнах сравнял людей с ангелами, подарив им способность летать. «Над городом» значит под облаками, между небом и землей, в пограничном «ничейном» пространстве. На свободе. В беседе с Соломоном Михоэлсом Константин Станиславский как-то заметил: «Птице для полета прежде всего необходимо свободное дыхание, птица набирает воздух в грудную клетку, становится гордой и начинает летать". Странствия как поиск свободного дыхания - таким рисует пьеса путь Шагала. Свободой впрок не надышаться. Герои его картин парили, в жизни возносился к небу пепел сжигаемых фашистами картин Шагала. Правый верхний угол декорации кажется обгоревшим, обожженным. Пламени в спектакле довольно. Здесь стараниями Людмилы Дребневой выведена и громогласная пылающая Революция, сокращенно Люция, а короче Лушка, прозвавшая «мазню» Шагала карикатурами, и «Сожженная картина», исполняющая песню на манер немецкого кабаре 30-х годов о том, как ее, признанную дегенеративной и опасной для арийской нации, осквернили и предали огню. На двери дома на сцене возникает знак коричневой заразы – свастика, перед которой померкнут все краски художника. Ее не закрасить, не стереть, не вытравить, - восстает как феникс из пепла. Человеческого пепла миллионов сожженных и обожженных сердец. Но есть в спектакле и иное пламя – пламя свечей. «Горящие свечи» - так называлась книга воспоминаний Беллы – музы и ангела Шагала (эту роль, как и роль Ангела исполняет Анна Гарнова). Свадебные свечи превратятся в спектакле в поминальные. Второе название пьесы Сагалова «Седьмая свеча»: сцена за сценой в спектакле будут зажигать свечи. Семь – число, которое не может быть случайным. У Шагала есть «Автопортрет с семью пальцами». Седьмая свеча, как и седьмой день творения, будет означать покой. Вечный покой для не обретшего его в жизни художника. В спектакле до полета Шагалу остается всего шаг. Шаг по лестнице в небо, напоминающей ту, что приснилась Иакову, ту, что соединяет Небо и землю. В начале спектакля Шагал буквально падает с нее на сцену, в финале – восходит по ней, чтобы продолжить свой полет. В действительности Шагал умер в лифте, поднимаясь в свою мастерскую. Тоже в каком-то смысле в полете. Как и жил, - в отрыве от земли. "Комсомольская правда", "Театрон"

Над «Люди уменьшаются в размерах / По мере удаления от нас», - это урок о перспективе, а не о роли личности в истории. Марк Шагал один из тех, кто опроверг этот урок, опровергло его и время. Наше в том числе: те, кто на виду, мельчают и мельчат. Картины Шагала противоречат правилам перспективы. Да и у нас в словарях появился – бесперспективняк… В театре им Ермоловой, однако, предлагают зрителям весьма обнадеживающую перспективу – полета с ангелом. Ничего суицидального и мистического. Только свет и тень. «Полеты с ангелом. Шагал» спектакль Сергея Юрского по пьесе Зиновия Сагалова – премьера под занавес сезона, занавес в которой опускается под овацию зала. Может показаться, что «Полеты с ангелом. Шагал» - дань модному ныне на ТВ жанру байопиков, биографических драм, как свидетельствуют рейтинги, привечаемых публикой. В библиографии Зиновия Сагалова, автора пьесы, много произведений о героях с «говорящими фамилиями». Среди них Чайковский, Кафка, Дункан, Репин, Михоэлс… Но, говоря о Шагале, Сагалов не прибег к переводу с языка «ЖЗЛ» на язык театральный, а нашел новую, особую под стать «особости» своего героя, форму. Автор отталкивается не от сухой фактуры (впрочем, ей не противоречит), но от ключевых для художника образов и символов. В строфах пьесы (написана она белым стихом) «видны» приметы и призраки картин Шагала, и фрагменты малоизвестных его стихов. «Полеты с ангелом. Шагал» не столько на тему Шагала, сколько по темам его творчества. На сцене –единственный холст на подрамнике, который так и не будет развернут к залу. Это и не нужно, в вечер спектакля на сцене театра им. Ермоловой только «живые» картины, освободившиеся от рам, говорящие больше, чем таблички с их названиями. В пьесе всего два действующих лица – Художник и Ангел. В гамме спектакля куда больше красок. Палитру держит в руках режиссер и исполнитель главной роли Сергей Юрский. Хотя, исполнитель по отношению к Юрскому слово неверное. Он давно уже творец, о какой бы роли не шла речь. Не Шагал на сцене, но Актер, ведущий диалог «как художник с художником». Впрочем, Сергей Юрский – актер многоликий, и в спектакле «не одну играет роль». Он и Шагал от мала до велика, и старый фотограф Шмерц, под началом которого художник учился дорисовывать и ретушировать фотопортреты, и парижский поэт Сандрар, и суетливый сват – бадхен, и набожный дядя Исроэл, и даже Луначарский, назвавший Шагала «Гофманом околовитебских трущоб». Многоликость формальна – ни притворства, но и не перевоплощения. На сцене каждое мгновение - Юрский, обращающийся от имени своих персонажей не к залу, к себе. На сцене – творческий поиск в режиме реального времени. Отдельных зрителей подобный прием завораживает. «Плетни и крыши, срубы и заборы и все, что открывалось дальше, за ними, восхищало меня. Что именно -- вы можете увидеть на моей картине "Над городом"», - писал Марк Шагал в своих мемуарах. Ощущение Витебска стало главным в декорациях Марии Рыбасовой. Художественно оформить спектакль о Художнике – это весьма и весьма. Над сценой - те самые «плетни и крыши», пляшущие избы, накренившиеся дома. Они будут видны на всем протяжении спектакля, даже тогда, когда на заднике сцены возникнет пошатнувшаяся Эйфелева башня и пламя Парижа. Витебск навсегда останется для Шагала местом действия. Город не оставит его даже тогда, когда Шагал оставит город. Две разделенные части одного дома на сцене будут тяготеть друг к другу, то приближаясь, то отдаляясь. Не сойдутся, не составят дома, полной чаши. У Шагала всегда был город, но не было дома. Если и была чаша, то, которую лучше «мимо пронести». Город в спектакле – один из безмолвных его персонажей. В одной из сцен к Шагалу обратят вопрос о том, почему он не вернулся в город своего детства, когда был с визитом в СССР в 1973 году, туристом вернулся на Родину. В пьесе не берутся отвечать за Шагала, но ответ очевиден: город умер раньше, чем его сын. Живой в памяти Шагала, он стерся бы из нее, стал бы фантазией, бредом посети он его вновь. Разрушенные и выпотрошенные дома, переименованные улицы, где из знакомых лиц только тени. «Теперь ни синагог, ни тех, / Кто в них молился. /Лежат в лесу за городом, в овраге, / И руки простирают к небесам», - говорит Шагалу в спектакле его мать (блистательное исполнение Натальи Теняковой). Умерший город обязан своей бессмертной славе Шагалу. «Ты помнишь ль меня, мой город…», - писал Шагал. Город то помнил, то забывал, - у разных властей были свои любимые художники. Официальные, как правило. Сегодня в городе действует мемориальный музей – как свидетельство смерти и Шагала, и города, и эпохи. «Там, где дома стоят кривые/

Хороший спектакль оставляет после себя впечатление на долгое время, что-то переосмыслить в своей жизни, а это именно такой спектакль и не важно поклонник Вы творчества Шагала, Юрского...а может быть, сходить на выставку Шагала...

Спектакль потряс! Очень мощный и глубокий! Рекомендую перед спектаклем , хотя бы в общих чертах ознакомиться с творчеством Марка Шагала. Юрский не разочаровал - Великий Мастер! Всем актерам - браво! Стоял ком в горле....

Сергей Юрский не просто гениальный артист, но еще и гениальный режиссер! Спектакль тронул до глубины души! Браво! Но посоветуем не всем, только ценителям творчества Марка Шагала! Спасибо!!! Были 25 сентября 2017 в театре Моссовета.

Прекрасный спектакль. Очень трогательный и грустный. Юрский великолепен!

Великолепно! Браво, Артист!! Спектакль не в прозе, а в стихах, но заметила не сразу, очень трогательный текст. О жизни, любви, творчестве Марка Шагала. Очень всем рекомендую.

Очень сильный спектакль! Юрскому браво!

Под большим впечатлением от пьесы, особенно- от игры актеров!!!! Ну Домогаров- не обсуждается, неожиданно очень понравилась Большова. Играют вдвоем, без антракта более 2 часов, но какая игра! Какой накал страстей!!! Всем, кто любит театр ( а не модный перформанс!)- идите и смотрите! ?