"Он, тридцатилетний, среднего роста, слегка полноват" и "она, немного старше и выше него, брюнетка". Приемная мать и приемный сын. Женщина со сломанной жизнью и психически нездоровый мужчина, имеющий сознание пятилетнего ребенка. Карла и Гельвер. И крики за сценой - "ублюдки-ублюдки-ублюдки". Гельвер по отсталости и наивности принимает участие в уличных погромах. За стенами нарастает некая сила, которая громит магазины, бьет и унижает людей. Гельвер, продолжая, как ему кажется, свою игру в солдатики, сам становится частью этой силы - сливается с общей агрессивной массой, кричит, марширует, размахивает флагом. Придя домой, он с восторгом рассказывает Карле чему его научили, как он маршировал, размахивал флагом, как ел гороховый суп и пил шнапс на походной кухне. Смысл этой линии понятен - показать, что зачастую частью стихийной уличной силы становятся дети, несмышленные, не способные адекватно оценить обстановку и разобраться в ситуации. Гельвер был нужен для создания массы, поэтому в какой-то момент лидеры "злой силы" подыграли ему, похвалили его, дали почувствовать себя своим, равным. Но очень скоро даже Гельверу, обладающему сознанием ребенка, становится понятно, что эта сила раздавит и его. Карла. Сначала она - образец кротости, терпения и милосердия. Взять в приемные сыновья психически нездорового человека, заботиться о нем, кормить, защищать, терпеть его выходки, а иногда и проявления грубой силы - дорого стоит и восхищает. Но по мере развития действия зритель узнает о Карле страшные подробности - она пережила глубокую личную трагедию в прошлом, лишилась ребенка и мужа. Карла - женщина с открытой душевной раной, которая постоянно кровоточит. Возможно, Гельвер для нее - это бальзам, это вариант искупления, в котором она находит утешение. Да, она мучается, она страдает, но именно постоянное страдание и боль от своего приемного сына позволяют ей забыть ту, давнюю боль по потерянной семье. Я не хочу сейчас писать о "еврейской теме", о погромах, о войне. Хочу написать о другом. В спектакле героиня Карлы совершает ужасный поступок - поняв, что от погромщиков не спастись, что они неминуемо убьют их с Гельвером, Карла сама отравляет своего приемного сына и остается ожидать смерти рядом с его трупом. Приняв страшное решение она реализует его за какие-нибудь минуты, "играя с Гельвером" в игру с таблетками. Да, она плачет, да, у нее дрожат руки, но все же она совершенно сознательно убивает своего приемного сына, которого, казалось, любит. Эта линия в спектакле не выделена, поступок Карлы представлен естественным на фоне нарастающей агрессии, хаоса и ужаса. Но для меня - весь ужас именно в этом поступке, а не в криках за сценой. Героиня, один раз уже совершившая ошибку, стоившую ей счастья, искупающая свою вину годами, вдруг убивает - то есть окончательно перечеркивает свою жизнь и лишает себя надежды на успокоение. Она убивает, по сути, - ребенка, того, кто ей бесконечно доверяет и не ждет от нее зла. Мать убивает своего ребенка. Чтобы защитить? Это извращенная логика, которую невозможно принять. В чем же смысл? Пожалуй в том, что, увы, люди, даже неплохие, даже мирные иногда совершают страшные вещи. Падают так, что невозможно встать. Сходят с ума в мире агрессии и безумия. Да, это так. Но что делать зрителям? Оставаться детьми? Вот только возможно ли? Режиссер, доведя актеров и зрителей до серьезного нервного потрясения, увы, не предлагает выхода.