На новой Симоновской сцене Театра Вахтангова состоялся полноценный дебют ученика Римаса Туминаса, режиссёра Владимира Бельдияна – премьера спектакля по пьесе классика западно-европейской литературы 20 века, ирландского драматурга Сэмюэла Беккета «В ожидании Годо» . Надо отметить смелость молодого режиссёра за выбор столь тяжелой, долгой, психологической, депрессивной пьесы, с высокой концентрацией экзистенциальной безысходности, парадоксально-абсурдистский жанр которой будет близок и доступен интеллектуальному думающему зрителю, и поставит, вернее, загонит в тупик неподготовленного, неготового, неспособного оценить масштаб вселенского человеческого одиночества, когда у людей не остаётся никаких зацепок за жизнь, кроме… желания жить. Интересно, что сам Беккет считал свою пьесу «трагикомедией» и обижался, когда его пытались назвать основоположником театра абсурда. Парадокс, говорил он, ищите в пьесе только парадоксы! Необходимо сразу раскрыть карты и пояснить кто такой Годо. Толкований будет несколько, толкований может быть бесконечно много, ибо постичь смысл ожидания Годо, даже присоединившись к героям, наверное, невозможно. Годо - это соломинка, за которую цепляются два нищих оборванных бродяги – Владимир (Диди) и Эстрагон (Гого). И вот первый парадокс заключается уже в том, что бродяги – вольные люди, не привязанные к месту, а Владимир и Эстрагон – привязаны и опутаны по рукам и ногам ожиданием Годо. Мы ничего не знаем об их прошлом, будущее у них закрыто, мы наблюдаем этих двоих только в настоящем. Из обрывочных воспоминаний выясняем, что у Эстрагона был суицидальный опыт, Владимир его спас. И хотя герои очень много, почти безостановочно разговаривают, ясности это не привносит. Все ожидают, что устами бродяг должна глаголить истина, но никакой особенной мудрости мы не услышим. Многое непонятно, например, стоит ли жалеть героев, сочувствовать им, сопереживать? Зрителю тяжело и неуютно от невозможности логически объяснить ситуации, в которых копошатся герои. Зрителю психологически дискомфортно проходить обдирающее испытание когнитивным диссонансом, быть втянутым насильно, помимо своей воли в странное метафизическое ожидание. Ожидание не радости, не светлого будущего, а следующего дня, чтобы проснуться в котором, надо выдержать очередную ночь. В спектакле выключена скорость, спектакль замедленный, как черепаха, нет начала, нет конца. Первый акт спектакля идёт в Камерном зале, второй в Амфитеатре – происходящее необходимо воспринимать как день первый и день второй из жизни героев. Но при этом все границы условны и размыты. Где обитают герои, в какой-то существующей реальности, в чьем-то сновидении, в чьих-то переплетённых потоках сознания? Контуры образов Владимира и Эстрагона начинают терять чёткость, растушёвываться – кто они? Живые люди или символические стыдные странности некоей тёмной части нашего подсознания, где царит вечный холод и вечное одиночество? В какой-то момент возникает сомнение, а так ли одиноки наши герои, как может показаться на первый взгляд? Ведь они уже необходимы друг другу как два ботинка на обе ноги, без одного будет холодно другому. В каком-то философском обобщении можно ощутить и некоторое собственное сходство с бродягами – и они, и мы есть «вечные странники» в этой жизни. И мы, и они – прикованы к пустоте тщетных ожиданий. И тогда кто же такой Годо? Тогда Годо – иллюзия, самообман, оправдание пассивности. В компанию Диди и Гого вливаются новые герои, совсем абсурдные. На сцене появляются Поццо с кнутом, его безвольный раб Счастливчик и немногословный зажатый Мальчик с весточкой от Годо. Так значит, Годо всё-таки существует? Судя по описанию Мальчика, это реальный человек с белой бородой, наказания которого следует бояться, поэтому и нельзя уходить оттуда, куда скоро придёт Годо. Может быть, Годо, есть Спаситель, избавитель от мук дерьмовой жизни без будущего? Годо ведь, действительно, спасает бродяг от петли, которую они прилаживают на каждом дереве. Годо не даёт им разбежаться в разные стороны. Годо позволяет сохранять этим изгоям, отбросам общества, вполне приемлемый моральный облик. Бродяги, на долю которых не выпадает и капли общественной жалости, жалеют загнанного Счастливчика, стараются облегчить ему ношу – он хрипит от натуги, но не выпускает из рук тяжелые чемодан и корзину. Хотя оказывается – зря. Жалость не нужна тому, кто добровольно повесил себе на шею ярмо, он может лягнуть! Жестоко и опять парадоксально, но верно… … Трудноперевариваемый спектакль. Сложные образы, много текста со сложно улавливаемым смыслом. Актеры прекрасны. Владимир – Артур Иванов , cо своим неубиваемым оптимизмом и джентельменским кодексом чести как будто заблудился, ошибочно зайдя в мрачность пьесы Беккета из жизнерадостных рассказов О’Генри. Эстрагон – Матвей Волков , кажется, был рожден в облике грустного философа с клоунской внешностью, часто до невозможности напоминающего переодетую в мужчину Джульетту Мазину. Поццо – Владислав Гандрабура , напугал совершенно сумасшедшими глазами. В образе безропотного раба Счастливчика – Артем Пархоменко помог ясно увидеть ассоциацию с пассивным раболепным народом. Неискушенному Мальчику – Константин Белошапка , приносящему весточку от Годо, и обратно о том, что он «видел» наших героев, хочется пожелать другой жизни, всё-таки он единственный, кто не ждёт Годо! Посмотрит ли спектакль умудренный опытом взрослый бывалый зритель 60+, или молодая аудитория, которой надо показать «пример терпения», для всех спектакль станет своего рода чистилищем, а также своеобразным психотерапевтом, который заставит восстановить и воссиять утраченные в суете сует яркие краски бытия. фото (c) pamsik.livejournal

Пьеса оч непростая, если не сказать-тяжелая, и не удивительно, что зрители уходили. Почему ее выбирают режиссеры, тоже понятно. Видела этот спектакль в прочтении Бутусова... и если честно, сегодняшний мне понравился больше. Но это на вкус, хотя однозначно, они разные. Актеры - 5 баллов. НО. Иногда терялся звук.

Совершенно потрясающий актер, исполняющий роль Гого. Не выходит из головы и вызывает желание пересмотреть спектакль. В целом, довольно простое прочтение, хотелось, конечно, чего-то большего. Тому, кто знаком с текстом и предшествующими постановками, хочется от режиссера услышать если не ответы, то хотя бы новые вопросы для себя.. Решение нашей жизни как обустроенного кем-то спектакля - интересное. трогательное.