"По семейным обстоятельствам" Месяц август в нашей стране окрашен в «радикальный черный цвет»: дефолты, катаклизмы, взрывы и катастрофы год от года выпадают на этот последний летний месяц. Встречаем - с горечью и провожаем с огорчением – лету конец. Если обошлось – под Чайковского («Август. Жатва»), а нет, так под Шопена. Август – время жатвы. Что же сеем?! От памяти и предрассудков название пьесы американского драматурга Трейси Леттса «Август. Графство Осейдж» изначально не сулит ничего хорошего. Разве что хороший спектакль… Здесь время и место, кажется, определяют действие. Августовское солнце равнин Оклахомы печет и душит. Тут и оправдываются названия, авторство которых не установлено – «Оклахома» значит «красные люди». Не «дети солнца», но утомленные им. В большом загородном доме собирается респектабельное семейство Уэстонов. К каждому слову, добавим, на вид, ибо все в этой истории имеет изнанку. На вид дом велик, но героям в нем явно тесновато, спешат покинуть. Респектабельность тоже видимая – пусть глава семьи известный поэт, но его детям не до стихов, сыты прозой жизни. Да и уважение друг к другу и к отчему дому заметнее на расстоянии. Не протянутой руки. Семейственность тоже формальна. О семье вспоминают по случаю, думая о наследстве, отправляя открытку в День Матери, и…обнаруживая неверность или кровосмешение… Семьей не объединены, но обделены. По собственному желанию. От того пребывание под родительским кровом буквально сносит крышу. На «говорящей» афише спектакля старинный особняк, наэлектризованный до предела, отрывается от земли. Зеленое поле вдруг оказывается электромагнитным. Дом, где разбиваются сердца и …посуда, в пьесе и спектакле по ней отнюдь не декорация, но действующее лицо. Крепость этих стен служит укором хрупким семейным узам-удавкам. Все потому, что даже далекое графство Осейдж не застраховано от «дефицита духовных скреп». Только нет там того, кто мог бы поставить такой диагноз. «Август. Графство Осейдж» рожден в муках режиссером Гиртсом Эцисом и помогшим довести работу до публики Миндаугасом Карбаускисом. Справедливо указать в соавторах спектакля его художника, а, вернее, автора пространства Гинтса Габранса. «Семейная история в 3D» — таков подзаголовок спектакля. Модное нынче «3D» — это не рекламный ход или оптическая иллюзия (очки зрителям не выдают), но совершенно новый способ существования декорации на сцене. Сцена закрыта не занавесом, а белым полотном-выкройкой дома с разметкой этажей и комнат. За полотном белые пустые стены. Мгновение, и они оживут. Обстановка и наполнение комнат проецируются на коробку дома. Мельчайшие детали мнимого уюта обретают объем и цвет. По ходу действия опровергается и привычная статичность декорации: проекции меняют ракурс, форму, оттенки. Напряженная атмосфера дома («Осторожно! Высокое напряжение», или честнее «Не влезай – убьет!») свидетельствует – здесь все не по фэн-шую. В финале дом опустеет. Лишится и обстановки и обитателей. В отчем доме не только родные стены, но и грехи отцов, оплачиваемые потомками. История, начатая с исчезновения главы семейства, не сулит счастливых находок. Потери здесь будут множиться: лиц, близких, надежд и любви. Семья как ячейка…., как банковская ячейка, в крайнем случае, раковая, — таково «падение рода Уэстонов». Дом здесь буквально вверх дном: самое низменное и потаенное из глубин души и прошлого вдруг выходит наружу. «Гроздья гнева» здесь развешаны вместо гирлянд. Кстати в этом романе Джона Стейнбека герои покидают здешние насиженные Уэстонами края Оклахомы. Ищут лучшей жизни и правды. Оставшиеся в Осейдже правды боятся и заглушают ее звуками телевизора. Многонаселенный дом пьесы привлекателен для театра, испытывающего дефицит в ролях, но не исполнителях. В пьесе Леттса, удостоенного за нее Пулитцеровской премии, нет маленьких ролей, и даже эпизодические лица наделены важной для пьесы темой. Помощница по хозяйству, индианка по происхождению (Оксана Киселева), скажем, присутствует в пьесе не для «кушать подано!», но вводит тему расизма в словесный калейдоскоп тем. Или муж одной из сестер Уэстон Стив (Дмитрий Прокофьев), спекулирующий на ближневосточном конфликте, и малолетняя любительница марихуаны Джин (Дарья Хорошилова). Их невинный диалог о «Призраке оперы» неожиданно перерастает в скандал не на художественную, но педофильскую тему. Подобных острых перепалок в спектакле с лихвой, от того содержание домашней аптечки очевидно: от антипохмельного до антидепрессантов (в ассортименте), от седативного до противорвотного и обеззараживающего. Виски, «травка» и «таблетки» здесь встречаются на каждом шагу, на каждом слове. Только родовые травмы лечению не подлежат. «Что ты приняла?» подменило здесь традиционное американское, исключающее честный ответ «Как дела?». Герои будто «подцепили что-то равнинное» и Осейдж (Osage) требует новой и новой дозы (dosage). Или просто дозировка пребывания в семейном кругу превышена. Спектакль «Август. Графство Осейдж», несмотря на безрадостное, не жизнеутверждающее содержание, беспросветным не назовешь. Есть в нем место и для комедии, пусть и под стать атмосфере поминок, черной. Ругань и выяснение отношений сыграны в манере телевизионной ситуационной комедии. Только смех здесь раздается не за кадром, а в зрительном зале. «Август….» вообще кинематографичен. Недаром в скорости на экраны выйдет голливудская экранизация этой пьесы с Мерил Стрип и Джулией Робертс в главных ролях. На сцене театра им. Маяковского эту пьесу (впервые на московской сцене) играют, следуя эстетике кино. Учитывая бродвейскую предысторию пьесы, – кино массового. От кино здесь и нестандартный подход к оформлению и общая «раскадровка» сцен, каждая из которых исполняется в одной из ячеек-комнат дома, образуя кинокадр. Длинные диалоги и статичные объяснения отсылают к жанру «мыльных опер», словесные колкости или постельный эпизод решены в манере «ситкома». Только диагональ лестницы и объяснения на ней происходящие возвращают публику в эстетику театра. Отсюда в парике и манере а-ля Ширли Маклейн обращается «к городу и миру» вдова и мать, умирающая и не дающая жить, эксцентричная повелительница и опустившаяся женщина Виолетта (Евгения Симонова). Этот центральный персонаж не может не приковывать внимание так точен авторский портрет и текст, вложенный в уста героини. Симонова строго следует рисунку роли, следит за переменой голоса (у ее героини – рак горла) и временами витийствует. Наигранность и нарочитость персонажа трактуется ее исполнительницей как удвоенная театральность (героини и актрисы), оттого некоторые сцены и напоминают телевизионный скетч. Однако на общем фоне, на семейном портрете в интерьере подобные крупные мазки вполне оправданы. В каждой из дочерей обнаруживается черта, деталь, манера их матери. И это не игра в дочки-матери, не подражание, но явственный факт: они дочери своей матери. Как бы ни противились, не боялись и не презирали, не отучали себя, видя в настоящем свое возможное будущее. Более всех «маменькина дочь» Барбара (Анна Ардова). Единственная из дочерей, сумевшая поменять девичью фамилию. Даже в спорах с матерью она походит на нее. Рак горит во рту у Виолетты, правда жжет и вырывается у Барбары. Правда о других, но не о себе. Привилегия говорить друг другу то, что могут сказать только родные и близкие оборачивается чередой исповедей и отповедей, ссорами и разрывами. Здесь даже рыба и та – зубатка. Несмотря на высокую концентрацию несчастий, пересудов и повышенных тонов, пьеса Леттса не измышление, она писана с натуры. У одной из сестер (Наталья Коренная) в спешке вырвется: «Реальная жизнь не делится на белое и черное, добро и зло. Она где-то посредине, там, где живут все обычные люди, такие, как мы». На Малой сцене театра идет спектакль «Любовь людей», где в декорациях провинциальной разрухи не Среднего Запада (как у Трейси Леттса), а среднестатистического жития-бытия-пития наших северных широт, другая героиня тоже будет кричать: «Мы нормальные! Мы обыкновенные!». И в обоих примерах «середина» не выглядит золотой, а «норма» и «обыкновения» только отталкивают. «Стандарты» любви и счастья в семье неизвестны, но почему-то всегда завышены. От стремления к совершенству быть может? Но не самосовершенству – факт. Создаем идеал и требуем. Не с себя, но по себе. Семья Уэстонов отнюдь не мечта поэта. Но ее глава Беверли Уэстон был поэт и … «не вынесла душа поэта», он покинул свой дом и яснополянская аналогия тут весьма кстати. Этот персонаж, от которого в спектакле остался только голос, цитирует Томаса Элиота: «Жизнь очень длинна». Латиняне уверяли в обратном («жизнь коротка, искусство вечно»), но споры тут неуместны. Кажется, эта фраза Беверли – нечто вроде шарады, в разгадке которой мысль и причина последнего его поступка. Это строчка из Элиота отсылает нас к его поэме «Полые люди»: «Между идеей /И повседневностью /Между помыслом /И поступком /Падает Тень /Ибо Твое есть Царство. /Между зачатием /И рождением /Между движением /И ответом /Падает Тень /Жизнь очень длинна». Полые домочадцы окружали его. Не то чтобы открытые (души не нараспашку — застегнуты), но пустые. Если дом в разрезе, явленный в спектакле интересен и полон тайн, то герои отвратительны или скучны по своей пустоте и предсказуемости: «Изнутри, как и снаружи. Рыба интереснее груши». За фасадом интересней, чем иной раз за душой. «Август. Графство Осейдж» назвать спектаклем для семейного просмотра сколь справедливо, столь опасно: как сравнишь да призадумаешься, вдруг и поссоришься с родными-близкими… ну, хотя бы из-за того, кто из сестер милее. Очередная премьера Маяковки сильна драматургией и актерскими работами. Режиссер (ы) же остался где-то за фасадом декорации и спектакля. Трудиться в поисках концепций и отличных от первоисточника мизансцен не следует, а … позвонить родителям стоит. «Комсомольская правда»

Этот спектакль вполне может получить "Золотую маску" (но уже в следующем году, поскольку - премьера 2013-го) за декорации (Гинтс Габранс) и костюмы (Виктория Севрюкова). Могут номинировать и народную артистку Евгению Симонову за роль матери-наркоманки. Насчет остальных номинаций я бы сильно поостерегся делать какие-то прогнозы. Во-первых, непонятно, что такого выдающегося нашли в пьесе Трейси Леттса, которую ставили и на Бродвее, и в других местах, и даже наградили этот довольно банально-сериальный текст, не самую остроумную комедию положений, даже чернуху, Пулитцеровской премией. А недавно еще и экранизировали с Мэрил Стрип (придется смотреть). Во-вторых, союз двух прибалтийских режиссеров - латыша Гиртса Эциса и литовца Миндаугаса Карбаускиса, худрука Маяковки, все-таки вынужденная мера: говорят, будто Миндаугас не от хорошей жизни подключился к буксовавшему проекту. В любом случае, "фирменного" Карбаускиса там немного. И мультимедийная декорация в стиле 3D как-то не очень уживается с живыми актерами, Laterna magika не получается... В-третьих, многие актеры все-таки пережимают и переигрывают. Конечно, это не похоже на идущую на той же сцене чудовищную комедию "Дети портят отношения", однако невыгодное сравнение напрашивается. Но поскольку я боялся, что "будет хуже", и после первых 30 минут этого "радиоспектакля" даже хотел уйти, и все-таки втянулся и остался, и даже кричал Симоновой "браво!", воскресный вечер нельзя назвать испорченным.

Очень хотелось уйти в антракте, но решили остаться, вдруг второе действие облагородит первое. Увы! спектакль затянут, бесконечные монологи и диалоги, выяснение отношений, какие-то тайны, которые вдруг оказываятся известны всем. Игра актеров? накануне ходили на "Враги: история любви" с Евгенией Симоновой - там она сыграла так, что словно вместе с ней проживала все ужасы Холокоста и ее любовь к своему мужу. Здесь же - кроме крика, ничего не увидела.

Интересная пьеса, прекрасные актеры, необычные декорации. Пожалуй, это все "плюсы", которые можно назвать. После первых 20 минут возникает ощущение, что слушаешь радиоспектакль, словно актеры читают, а не играют пьесу. Возможно, это новаторский прием режиссерской группы - свести действие к нулю. Интересный текст, несмотря на драматический фон, есть смешные шутки, но спектакля как действия - нет. Считаю, что это целиком и полностью "заслуга" режиссера.

Спектакль отличный. Неторопливое действие, монологи актеров приводят к совершенно неожиданному финалу. Поразила сценография: дом стал одним из действующих лиц. Спектакль для среднего возраста, для зрелых думающих зрителей. В каждом шкафу живет скелет. В каждом человеке живет частичка доброго и недоброго. От нас зависит, что победит. Не оценивайте других, смотрите на себя. Может быть и в вашем шкафу кто-то живет. Симонова - браво!

Затянуто и нудно, мягко сказано..

Гирц не для Маяковки. Долгий нудный спектакль. Никаких откровений.

Спектакль великолепный! Очень глубокая пьеса - просто новый Чехов...Будьте готовы к тому, что сюжет интересный, но действие в замкнутом пространстве одной семьи с многочисленными диалогами. Хочется думать, копать, размышлять и учиться слышать друг друга... Прекрасная режиссерская работа (браво, Гирт Эцис и Миндаугас Карбаускис!), интересная сценография... все актеры играют замечательно! Очень понравился дуэт Зои Кайдановской и Виталия Гребенникова! Евгения Симонова и Анна Ардова гениальны. PS слышно очень хорошо.

Великолепная постановка! Отличная игра актеров! Интересные современные декорации и приятное музыкальное оформление! Получила массу удовольствия!!! Всем рекомендую!!!

Мы были на предпремьерном показе нового спектакля Театра Маяковского. Трудно сказать, что мы ожидали увидеть, но то, что мы увидели, нам понравилось. Хочется сразу заметить, что в театре провели-таки ремонт, отремонтировали зрительный зал, и нет там того ужасающего позора развала, что был последние годы. Итак, «Графство Осейдж» - спектакль, поставленный сплошь прибалтийской командой, с непосредственным участием худрука Маяковки Миндаугаса Карбаускиса . Спектакль этот весьма и весьма неспешен, но он наполнен символами, более того, он весь на них и построен, так что смотреть интересно. Правда, сразу хочется сознаться, что в первом акте в какой-то момент становится так скучно, что просто засыпаешь, но потом действие захватывает. Художественное оформление спектакля – это то, за что хочется аплодировать стоя. Костюмы в спектакле очень «вкусные», интересные, необычные. Они идеально дополняют образ каждого героя. Есть в спектакле момент, когда героиня Е. Симоновой показывается из двери на втором этаже, и в свете, она кажется вошедшей в платье королевы, а это всего лишь домашний наряд. Художник-модельер использовал костюмы в полной мере, каждый герой имеет свой стиль, да и с цветом в определенной мере тоже налажено взаимодействие. Декорации выше всякий похвал. В данном спектакле в качестве декораций использованы экраны, двухэтажное такое сооружение. Но использовано это настолько искусно, что ощущения бутафории не возникает, а сам дом, который эти декорации изображают, становится действующим персонажем. Можно вспомнить пресловутый экран в «Монте-Кристо» - мюзикле Театра Оперетты – где про экран кричали на каждом шагу, но где он, в итоге, был использован совершенно банально и бестолково. Здесь же все не так, эти декорации не просто отражают состояние каждого героя, они будто ведут диалог с семьей, так что становятся крайне важны. Они показывают дом, но зачастую дом в срезе, т.е. срез шкафа или тумбочки, например. Поначалу изображение статично, и меняется лишь при смене обстановки, но по мере действия изображение начинает меняться и в пределах одной сцены, дом начинает жить своей собственной жизнью, а иногда и вовсе изображение исчезает, оставляя в буквальном смысле голые стены, которые вызывают ассоциации то ли с психушкой, то ли с пронзительным белым светом. Кроме того, декорации не статичны – они двигаются, приближаются и отдаляются, что только подчеркивает эффект от них как от живого существа. Спектакль не прост, в нем есть какая-то загадка, так что в какой-то момент просто перестаешь понимать, что происходит. Героев много, но выделяется, безусловно, героиня Евгении Симоновой . Она исполняет роль в рыжем коротко остриженном парике, что добавляет ее героине безумия, одновременно она выглядит и беспомощной, и жестокой. Она выглядит болезненной, что и неудивительно, ведь в самом начале спектакля упоминается, что у нее рак горла. При этом героиня много громко и зачастую неразборчиво кричит, буквально надрываясь. Если в начале спектакля она – безусловная хозяйка в доме, то к середине героиня Анны Ардовой становится таковой. Ее соперничество с матерью, кажется, ее саму начинает сводить с ума. Героиня Симоновой при этом становится какой-то беззащитной, порой даже напоминающей ангела. На фоне этого соперничества разворачивается история и двух других сестер, их любви к разным людям. Так уж случается, что героиня Ардовой Барбара , невольно узнавая правду, способствуя ее раскрытию, причиняет боль своим сестрам, хотя не дает случиться большей трагедии. Героини, как правило, влюбляются не в тех, отчаянно пытаются, наконец, обрести свое счастье. И если одна кажется серой, защищаясь своей незаметностью от окружающего мира, то вторая кажется слишком веселой, защищаясь от мира напускным позитивом. Можно сказать, что в них мы не видим настоящих людей, все они чем-то закрываются от мира, но видим что-то настоящее в Барбаре, которая не боится сражаться с миром «с открытым забралом». Да, по мере развития спектакля все больше становится похожей на мать, начиная от поведения, и заканчивая костюмами. Не ясно, то ли она издевается, то сама сходит с ума, то ли история начинает повторяться. Она, походя, пытается что-то исправить, помочь своим родным и близким, но получается это как-то коряво, так что эти родные и близкие фактически ее и считают виновной в своих бедах. На нее валятся проблемы всей семьи, ведь она не просто забирает власть в доме у своей матери, но и все те заботы, которые надо решать. В какой-то момент она спрашивает: «Почему я?», на что получает логичный ответ: «Ты же главная». Есть на что посмотреть в этих любовях героинь. Вот Стив , жених одной из сестер, чей идеальный образ она нарисовала, сразу вызывает некую неприязнь, а потом и вовсе начинает соблазнять 14-летнюю дочь Барбары. И дом болезненно откликается на его поведение; герои курят какую-то «дурь», и дом уже не дом, он словно испорченный телевизор, затуманенное сознание, когда никто ничего не соображает… Вторая любовь – любовь героини Иви малыш Чарли , хотя он и не малыш вовсе. Кажется эта любовь такой невинной, но одергиваешь себя на мысли, что парочке-то уже за 40… Такие будто замороженные в молодом возрасте сознания люди, страстно желающие что-то поменять, но обстоятельства мешают им... Маленькие и незаметные, но при этом важные. Они хватаются друг за друга как за последний шанс, и тем отчаяннее поведение Иви в конце спектакля. Когда этот шанс утерян, но она не хочет в это верить, и с этим мириться. Она будто загнанный в угол человек, когда терять уже нечего, он готов пойти на все. Она одета серо, очень серо, но в то же время опрятно, она порой будто сливается с домом, его невидимый дух, не душа, но его часть. Самой простой героиней кажется персонаж Дарьи Хорошиловой Джин , чья проблема заключается в ее возрасте. Она отчаянно борется за свое место и уважение к себе, а взрослые ее всерьез не воспринимают, более того, они смеются над ней, над тем, что ей важно. Это четко отражает диалог за столом, когда героиня будто изливает свою душу, свои убеждения, а над ней смеются, причиняя боль. Потом, когда происходит «смена власти», Джин просто фотографирует на планшет этот кокон – Виолетту, накрытую скатертью, и это будто месть за то унижение, которому ее так походя подвергли взрослые. Хотя да, ничего особо сложного в этом персонаже нет. Дом здесь не просто разговаривает с героями, он будто заставляет раскрывать тайны, секреты здесь выходят на поверхность, и утаить уже ничего не возможно. И так не в ярких цветах дом в какой-то момент становится чуть ли не белоснежным, или просто черно-белым, строгим. Здесь есть, безусловно, вопрос, что правильно: уехать из родного дома или остаться и буквально жертвовать собой? Оказывается, что семейный дом – это нечто, что забирает силы, разум, право на счастье. Так стоит ли жертвовать собой или все же нет? Здесь есть вопрос, но ответа нет… Если что-то и осталось непонятным, то это финал. Остается после просмотра ощущение, что что-то осталось непонятным, не ясным, не раскрытым. Финал не расставляет все точки над «i», спектакль будто обрывается, не дав своим героям покоя, свободы, а отобрав даже шансы на нее… Весь спектакль оформлен в приглушенных цветах, в нем нет места ярким краскам – все будто занесенное пылью, будто превращающееся в руины, разваливающееся, старое. Герои говорят глухими голосами, порой непонятными, будто говорят из какого-то склепа. Такое ощущение, что окружение высасывает из них все силы, оставляет наедине с их проблемами и их болью. Спектакль несколько холодноватый, спокойный, порой чересчур, и это на фоне трагедий, происходящих в душе каждого персонажа. Можно сказать, что остается от него впечатление чего-то западного. Он очень современный по своему оформлению, по подаче, есть в нем и очень удачные моменты, как фотографирование на планшет, например. Эту идею можно было бы и развить, если бы героиня фотографировала все важные моменты, а герои в это время замирали… Спектакль не комедия, и тот смех, который он вызывает – это какой-то безнадежный смех сквозь слезы, можно сказать. Это трагедия, драма, но не на разрыв, а просто наблюдение за жизнью людей, непростым их столкновением, и отчаянным поиском выхода. Герои то дьявольские, то ангелы. Вот все в черном, а героиня Симоновой, только недавно всех обвинявшая и ненормальная, в белом халате – будто ангел на их фоне, будто очистилась, а не просто душ приняла. Как я уже упоминала, здесь можно заскучать. В какой-то момент все так медленно, так неспешно, что начинаешь засыпать, но потом становится действительно интересно. Потрясающее оформление, идеи, отличная актерская игра – все очень удачно. Вообще мне кажется, что это спектакль – шаг вперед для Маяковки, новая веха в их истории, новый стиль, современный, интересный. Очень советую. P.S. Продолжительность спектакля: 1-й акт - 1 час 45 минут, второй акт - 50 минут, заканчивается где-то в 22:10 (начало в 19:00). И будьте готовы к тому, что слышно довольно плохо.