Ездила в Питер знакомиться с делом своего безвинно репрессированного брата и принять участие в митинге памяти жертв политических репрессий. Спектакль посмотрела 29 октября и до сих пор разбираюсь. В принципе, в интернете о спектакле написано достаточно. То, что он о молодом Сталине, понятно. Об этом периоде его жизни действительно мало известно. Автор показывает его лживую подлую хитрую циничную натуру, позволяющую стать лидером. А потом использует интересный приём: встречу молодого Сталина и старого. Я думала, что это прямо какой-то момент истины, что сейчас прозвучит самое главное, и ...не услышала его. Попытка поднять эту чудовищную статую с последующим быстрым её возвращением в яму, наверное является ответом тоскующим по железной руке, мол, проходили и лучше не надо. Во всяком случае, я это поняла так. В целом считаю, что задумка была хорошей, но не удалась. Картины до встречи молодого со старым тираном были страшно затянуты (быть может, потому что, как говорил автор, он выверял каждое слово, боясь ошибиться?), а заканчивался спектакль скомкано, будто второпях, тем не менее, зачем-то была эта длинная темнота, после которой опять хотелось услышать нечто важное, но вместо этого артисты вышли на поклон. Короче, мне не понравилось. Однако, я очень рада, что тему не забывают и в целом преподносят правильно. Относительно комментариев Marina Lavrov про аплодисменты, хочу сказать, что меня тоже поразила реакция зрителей. Нет, я не считаю наш публику зажатой. Мне неприятна экзальтация, тем более, в такой теме, и нравится такая сдержанная реакция. Но! Я с любопытством вглядывалась в лица зрителей (а зал был полон), пыталась подслушать их разговоры и так и не смогла понять, как люди восприняли спектакль. Являлись ли их хлопки банальной данью вежливости или все так были потрясены, что боялись открыто выражать эмоции. Наверное, ни то, ни другое. Хотелось бы почитать побольше отзывов.

Открытие сезона было отдано на откуп Александринскому театру и новому спектаклю Валерия Фокина "Рождение Сталина". С самого начало создается впечатление, что зрители рассматривают старые фотокарточки, на которых изображены виды и жители Тифлиса. Тесная комната: компания собралась за столом, поднимаются бокалы и звучит гитара. Старая улица: городовой тащит мимо зевак воришку. Весенние холмы: зажиточному горожанину революционеры угрожают вздернуть на суку его восьмилетнего сына. Небольшая церковь: Иосиф Джугашвили преклонив колени читает молитву вместе с другими семинаристами. Начиная с какой фотокарточки, с какого момента Иосиф, Сосо, Коба, перестал быть одним из революционеров и родился образ единственного и неповторимого товарища Сталина? На протяжении двух часов зритель наблюдает за терзаниями молодого человека. Страх оказаться быть преданным, упустить момент измены, гложет Иосифа. Слышен внутренний голос главного героя, который разъедает его изнутри, пока он нервно меряет сцену шагами. Проведена красивая аналогия с Николаем Ставрогиным, но, в отличии от героя Достоевского, в конце никакого раскаяния, никакого переосмысления, невозможности принятия греха. Джугашвили, породив вокруг себя бесов, сам же потом от них избавляется, планомерно уничтожая. Владимир Кошевой в роли Иосифа, на протяжении всего действия наводящий ужас не только на терроризируемые им окрестности, но и на собственную свиту, в сцене встречи со Сталиным играет неуверенного в себе, почти сломленного молодого человека. Режиссер дает время зрителю принять те изменения, которые произошли с молодым революционером. В самом конце над сценой возвышается огромная статуя товарища Сталина, которая, кстати, так и не была окончательно поднята.

Тиран рождается в сознании эпохи От чехарды величия и зла. И на задворках подбирая крохи, Осколки времени и мусор бытия, Мостит дороги равенством и братством, Кладет в основу общее добро. Но побеждает злобное коварство Сапожника простое ремесло. Эпоха мнется, выбирая бога, Уничтожая и рождая власть: И мы стоим у самого порога, Где шаг наверх поможет ниже пасть Семья грузин, лишенная достатка, Иосиф юный в церкви меж икон С сухой рукой и голосочком сладким, В начале жизни меж горийских крон Платформы двигались, архаики цитатка И узнаваемый до боли реализм С Курой на задниках.... Как в «Бесах», только кратко На сцене зарождался терроризм И преступая нравы и законы, Играя жизнями в плену страстей своих, Тиран рождался и трещали троны, Границы рушились морали первых лиц Тела друзей, что шли с ним на погибель И морг на сцене, уходящий в зал, На сцене троица: Иосиф, Сталин, Идол Начало, Середина и Финал

Провокация и ложь

Банальная псевдоисторическая чушь: то ли невежды, то ли русофоба.

Зрители, пришедшие на спектакль, рискуют оказаться в тупике псевдоисторического мифотворчества, причем достаточно консервативного и реакционного. Концепция спектакля может оказаться неубедительной, если из сценического времени мысленно сделать шаг вперед в нашу эпоху и хорошо задуматься над тем, почему в стране родной вероятность появления диктатуры на порядок выше, чем в иных странах, где религиозные мемы утратили былую популярность. Отношение к спектаклю меняется, если воспринимать его как притчу об искушении властью. Революция, разрушающая устаревшую форму правления, открывает вакансии для разного рода властолюбцев. Революционный романтик, бунтарь, вчерашний семинарист, прошедший в семинарии хорошую школу манипуляции сознанием и лицедейства, осознавший, что страх – простейшее и универсальное средство управления людьми, постепенно начинает творить свой собственный мир (как и всякий тиран), оформляя его архаическими религиозными ритуалами жертвоприношения и слияния с божеством. Он драматург и режиссер, его соратники – послушные исполнители его воли. Приглашение на главную роль Владимира Кошевого – большая удача спектакля. Магнетизм Иосифа – Кошевого исподволь действует на психику. Он одновременно отталкивает и притягивает, вовлекая в свою орбиту вопреки здравому смыслу, человечности, убеждениям, блокируя естественные человеческие чувства и воздействуя на животные инстинкты. К счастью, заключительная сцена разрушает этот чудовищный магнетизм. Появление перед начинающим тираном Сталина – Петра Семака, старого закостеневшего идола, вызывает … смех! Неожиданно вспоминается Набоков: «Шли мы тропиной исторенной, Горькие ели грибы, Пока ворота истории Не дрогнули от колотьбы! Пока, белизною кительной Сияя верным сынам, С улыбкой своей удивительной Правитель не вышел к нам! Да, сияя, да, грибы, да, удивительной, - правильно… я маленький, я, бедный слепец, ныне прозревший, падаю на колени и каюсь перед тобой. Казни меня – или нет, лучше помилуй, ибо казнь твоя – милость, а милость – казнь, озаряющая мучительным, благостным светом все мое беззаконие. Ты наша гордость, наша слава, наше знамя! Великолепный, добрый наш исполин, пристально и любовно следящий за нами, клянусь отныне служить тебе. Клянусь быть таким, как все прочие твои воспитанники, клянусь, что буду нераздельно, - и так далее, и так далее, и так далее. Смех, собственно, и спас меня… … стараясь сделать его страшным, я лишь сделал его смешным, - и казнил его именно этим – старым испытанным способом».

Затянуто, но финал ударный

Общий замысел и режиссёрское отношение к теме, безусловно, внушают оптимизм. Не сказал бы, что это документальная постановка: погружения к эпоху не получилось, предмет постановки явно упрощён, были замечены мелкие фактологические ошибки. Не особо оценил авторское видение жизни молодого Сталина как закономерного, понятного пути. Чувство, словно над создателями довлело постзнание о том, во что превратится молодой революционер с окраины империи. Конечно, это право мастера так видеть историю жизни отдельного человека, но думается, что Сталин стал Сталиным, а не родился таким. Отдельно хочется сказать про финал. Ярко, громко, очень показательно. Это не о молодом Сталине, а о позднем сталинизме, что, правда, не уменьшает ценности финальных сцен. Было ужасно обидно, что наш народ допустил сталинизм, и было стыдно за тех, кто аплодировал в зале в такт звуковой дорожке, на которой записано скандирование фамилии вождя. Значит, надо больше таких постановок, надо больше демонстраций того, что Россия не была обречена на сталинизм, а просто допустила его, за что расплачивается до сих пор. Тема спорная, но социальный заказ созрел. Постановка довольно смелая, значит говорить на эту тему можно. В зале было много молодёжи, значит аудитория есть. Это новшество, а значит театр всё ещё жив.

Спектакль построен на сильном контрасте основной части и финала. В какой-то момент может показаться, что происходящее на сцене откровенно наскучило. Сцены кажутся затянутыми и как будто сделанными без особого желания донести что-либо до зрителя. Я почувствовал, что не получаю должной отдачи, выпал из ритма спектакля, потому что он вялый и хаотичный. И тут на меня обрушился финал. Последние 15 минут происходящего на сцене произвели очень сильное впечатление, до дрожи. Я ощутил атмосферу страха и напряжения, как будто оказался свидетелем той эпохи, которая до сих пор не даёт покоя нашей стране. Не знаю, был ли такой эффект спланирован режиссёром, или это случайность, и значительная часть спектакля действительно может усыпить, но финал спектакля наконец дал мне ощутить то, зачем я пришёл. Надеюсь, я не окажусь свидетелем того, что увидел, в реальности. Уже давно пришло время разобраться с эпохой сталинизма и поставить точку. Поэтому, отвечая на вопрос "идти или нет?" - идти!

Не сотвори себе кумира